Беттина Белитц - Расколовшаяся Луна

Хорошо, Елизавета. Рука Энди как раз была на его святая святых, которая уже долго, очень долго находилась недалеко от взрыва, во всяком случае, если судить по его гипервентиляции, поэтому любовная капелька уже выбралась из своего тёмного укрытия, а любовная капелька содержала сперму. Даже господин Шютц (ради Бога, отец Тильмана) предупреждал нас об этом чуть ли не по-отечески, хотя мы, как ученики тринадцатого класса, были для этого слишком взрослыми. Максимально жизнеспособная сперма. И если Энди хотя бы одну из этих кишащих объектов намазал на презерватив, во время своей неуклюжей попытки натянуть его, тогда этого хватило бы, чтобы…

Ой. Ну, и уже всё закончилось. Мне было больно, а Энди обессилил, как проколотый воздушный шарик. Пиф-паф, беременна. Думала я. Боялась. Но судьба была ко мне благосклонна. Никакого ребёнка от Энди.

Я тяжело вздохнула и покачала, наполовину забавляясь, наполовину стыдясь, головой. Может быть, существование монахини тоже крыло свои преимущества. Не нужно было больше думать о многих вещах.

Я пошла на кухню, поставила вариться кофе и проверила Джианну. Она всё ещё спала. Я мягко потрясла её за плечо. Её тело было чрезвычайно тяжёлым.

— Джианна, просыпайся. Будем завтракать! Ты должна отвести меня в гавань. — И уступить мне свою машину, если Volvo вдруг украли, потому что маленький засранец оставил торчать ключ. Теперь я затрясла её немного безжалостнее. — Джианна Виспучи!

— Мадонна… — Джианна повернулась и прижала руку к глазам. — Мамма мия, Мадонна… — Потом последовало несколько итальянских ругательств, которые, казалось, были не для детских ушей. Она медленно убрала руку и заморгала, смотря на меня пустым взглядом.

— Это я, Элиза.

— Элиза…? И…? — Она приподнялась и огляделась. — О Боже… Что за сны… Что… что я вообще делаю здесь?

О, нет. Она обо всём забыла. Мне что, придётся рассказывать ей всё во второй раз? Может, она в конце забыла даже, что видела запись с Францёзом? Что существуют Мары? И что она влюбилась в Пауля?

— Не говори мне, что ничего не помнишь! Пожалуйста, скажи, что это не правда! — Ещё раз я не смогу разыграть перед ней мою реакцию на атаку Францёза.

— Да. Нет. — Джианна положила пальцы на виски и вздрогнула от боли. У неё, должно быть, было ужасное похмелье. — Я… но этого не может быть… Здесь ведь был… экран?

— Я убрала его перед тем, как лечь спать! — воскликнула я облегчённо. — Он стоит в каморке-мастерской Пауля. Пауль — это мой брат, с красивыми голубыми глазами и длинными волосами и…

— Элиза. Говори тише. Пожалуйста. Я помню твоего брата. Но там было что-то ещё…

— Мары.

Джианна сглотнула.

— Демоны Мара?

Я кивнула.

— Францёз. Колин. Тесса. Мой отец. Полукровка, Камбион, атака. Вспоминаешь?

— Слишком громко, — ответила Джианна страдальчески. — И они действительно похищают сны? Нет, ничего не говори. Нет, скажи.

— Да. Они похищают сны, а иногда так же прекрасные воспоминания. — Со мной такое уже случилось. А теперь я вступлю на войну мщения. — Ты не можешь после завтрака отвезти меня в порт? Я хочу к Колину на Тришин.

— Ах. Колин. Наш Эдвард-Мар.

— Если ты когда-нибудь увидишь его, то забудешь это сравнение раз и навсегда. И он принадлежит мне, а не нам. — Тьфу. Колин никому не принадлежал. Даже самому себе. Если же кому-то и принадлежал, то скорее Тессе.

Но Джианна только слабо улыбнулась.

— Ладно тебе. Фу, я воняю, как скунс. Могу я принять душ? У тебя есть что-нибудь свежее, что я могу надеть? — Я выбрала для неё пару вещей, приготовила завтрак и стала её ждать. — Ты состряпала такое лицо, будто у тебя сейчас назначена встреча у зубного врача, — подразнила меня Джианна, после того, как со смертельным презрением опрокинула в себя две чашки несладкого кофе и аспирин.

— Хм, — пробормотала я неохотно. Примерно так я себя и чувствовала, хотя предпочла бы с благодарностью встречу у зубного врача. Потому что она была предсказуемой. Паника уже приближалась; я чувствовала, как она начинается. Она поднималась как волна, сначала безобидно и далеко, но потом…

— Они могут похитить и плохие сны? — прогнала Джианна мой призрак страха. — Сны, которые обременяют? У меня есть парочка, которую я отдала бы. — Мне было сложно отреагировать разумно и не накричать на Джианну. Потому что мы приблизились как раз к той теме, от которой я на протяжении уже нескольких недель хотела сбежать.

— Да, могут, если захотят сделать для людей что-то хорошее. Но кто захочет добровольно испортить себе желудок? — ответила я неохотно. — Колин предложил мне это, и в тоже время отсоветовал. Некоторые сны нам нужны, хотя они плохие, и кроме того… Это опасно.

Сверкающие глаза Джианны настойчиво впились в мои. Ой-ой. Она снова клюнула.

— Ты не только так думаешь. Ты это пережила, не так ли? — Значит, настолько уж неправильным её выбор работы не был.

— Он не хотел похищать их у меня, он вообще не хотел этого делать! — воскликнула я с жаром, движимая глубокой необходимостью защищать Колина. — Я попросила его похитить у меня прекрасное воспоминание, потому что он был голоден, и при этом… что-то пошло не так.

Джианна крепко вцепилась своими тонкими пальцами в чашку с кофе.

— Что именно?

— Я… я скользнула в его воспоминания. В… Он был в концлагере. Они хотели отравить его газом. Но он не умирал. Я была в его теле, посреди кучи мёртвых тел, потом они снова забрали меня оттуда, я стояла в газовой камере, все вокруг меня умерли, только я — нет… — Я должна была прекратить говорить, иначе существовала опасность, что меня вырвет на стол. Джинна уронила свою чашку. Она тут же разбилась. Ещё одним Versace-уродством меньше.

— О Боже, Элиза… — Она не предприняла попытки обнять меня или вытереть кофе. Она совершенно окаменела. Я равнодушно смотрела на то, как чёрная бурда капала на пол, и сильно прижала свои кулаки к острым осколкам, которые покрывали весь стол. Боль успокаивала.

— Нацистское время и преследование рас — этому было уделено основное внимание на моём историческом факультете. Перед экзаменом, предшествующим выпускному, я день и ночь ничем другим не занималась. Дошло до того, что мне стали ночью сниться об этом сны. Потом я сдала всё на отлично, и ни одной секунды не радовалась этому.

— Я знаю, что я не пережила этого, что только чувствовала, но… это у меня в голове, нет, оно везде. Это теперь часть меня, и я… — Снова мне нужно было сделать паузу.

— Ты не знаешь, как тебе это вынести.

— Как мне это вынести, когда я увижу его снова, и из-за этого всё вернётся, да. Все те картины, запахи и звуки. И мне действительно так жаль его. Мне так жаль! Они проводили с ним эксперименты, мучили и пытали… и это всё только потому, что он другой!