Александра-К - Тиннар [СИ]

— Простите, Эриндел, я хочу лечь.

Светлый Эльф только кивает головой. В его сердце — слабая надежда, что завтра утром снова послышится звонкий ехидный голосок и будет совершена очередная шалость. То, что он видит сейчас — слишком жестоко, тяжело наблюдать.

Аллеур легко поднимается, идет к своему месту, ложится, с головой накрывается плащом. Тиннар медленно поворачивает голову, взглядывает на то место у костра, где только что сидел Аллеур, в глазах боль. И натыкается взглядом на укоряющий взгляд Эриндела. «Зачем, зачем затеял все это? Оставил бы мальчишку в покое, и не было бы муки». Тиннар быстро отворачивается. Тяжело. Всем троим тяжело сейчас.

Уже поздней ночью Тиннар и Эриндел просыпаются от крика Темного — ночной морок, страшное видение прошлого. Аллеур корчится на плаще, закрывая лицо руками — ему опять снится бой. И то, как в лицо хлестнули потоки сиреневого смертоносного огня. Тиннар быстро встает, подходит к Аллеуру, трясет за плечо, пытаясь пробудить. Но морок держит крепко. Не отпускает ослабевшую жертву. Над ними склоняется встревоженный Эриндел — таких сильных кошмаров он у Темного и предположить не мог. Но торопливо произнесенные заклинания Светлого Эльфа не действуют, Аллеур по-прежнему горит в своем сне, хватая воздух пересохшим ртом между стонами.

— Тиннар, он не подчиняется магии исцеления Светлых — его барьеры не принимают мою помощь. Попробуй ты!

— О чем ты говоришь, у него защитных барьеров нет совсем, он совершенно беззащитен.

— Да попробуй сам, наконец, поймешь, о чем я говорю.

Абсолютная чернота и глухое беззвучие — Тиннар пытается достучаться до разума Темного и бьется об его невосприятие. Слова призыва и заклинаний словно поглощаются Тьмой, гаснут, не достигая помутненного сознания. А Аллеур вырывается из рук, корчится от давно исчезнувшей боли. Разум играет с ним жестокую шутку, непрерывно воспроизводя то, что давно уже исчезло из его жизни. Метаморф перехватывает его покрепче — он еще и покалечиться может, ударившись о каменный выступ в пещере.

— Аллеур, это я, Тиннар! Ответь мне, вспомни меня! Пусти в свой разум. Прошу. Я помогу, только вспомни меня.

Глухой всхлип в ответ. И страшная пустота в душе Темного — сил метаморфа не хватает, чтобы побороть защитную магию барьеров темных эльфов, даже если это будет во благо. Аллеур горит за глухими доспехами защиты, выгорая от боли, не надеясь на помощь.

— Мальчик мой золотоглазый, радость моя! Очнись, услышь меня! Очнись, сними защиту. Я помогу, но только пожелай меня вспомнить! — голос метаморфа странно дрожит, словно он сдерживает рыдания. Эриндел молча помогает удерживать корчащегося юношу. Помочь он не может — все его силы блокируются. Маги Темных умели ставить защиту. Ну кто же знал, что принца нужно будет защищать от себя самого.

— Аллеур, ну вспомни хоть немного. Ну не мучай ты себя, дай помочь. Пропусти под щиты. Молю тебя…

Глубокий вздох в ответ, глаза Темного вдруг широко раскрываются — они снова черные, золотой только ободок. Тиннар знает уже — это признак боли или наслаждения. И словно вскрик в мозгу — темная завеса исчезает, яркий свет, запредельная боль и чувство жадного насыщения чужим телом. Он вспомнил и смог снять защиту, впустить Тиннара в свои разум. Вспомнил наивысший момент любви и снял барьеры. Метаморф торопливо шепчет заклинания, забирающие боль и страх, прогоняющие сонный морок, а сам словно летит в пустоте — Аллеур впустил его в свои воспоминания о прошлой ночи. Нет никаких форм и изображений — только всепоглощающее чувство счастья, удовлетворения, радости, гордости. И нежности — запредельной нежности, и немного страха. И гордость и наслаждение на грани боли. Так все сложно переплетено и спутано в разуме юноши. И так жутко и блаженно метаморфу еще раз испытать это. Повторить то, что было. Разумом и чувствами повторить.

Аллеур глубоко вздыхает, тело его становится неподвижным, глаза закрываются. Он выгибается на руках у Тиннара и приникает к его груди. Через мгновение отстраняется, открывает глаза — в них уже светится разум. И снова прижимается к Тиннару. Тот что-то растерянно шепчет, целует юношу в макушку. Поднимает на Эриндела шальные, полубезумные от восторга глаза:

— Он вспомнил и дал эти воспоминания мне!

Светлый Эльф только вздыхает — пресветлые боги, да Темный еще опаснее, чем кажется — перебороть в магии метаморфа, внушить ему свои чувства. Или — все-таки, это просто третья ипостась любви — эрос? И они чувствуют одно и то же, будучи абсолютно чуждыми по крови существами?

Как бы там ни было, Темный жмется к крепко обнимающему его метаморфу, трется носом о плечо. Тиннар тихо целует перепутанные фиалковые волосы. Эриндел осуждающе качает головой и осторожно уходит в свой угол — он просто не нужен сейчас им. Сейчас им нужны только прикосновения друг к другу, преодоление боли, обиды, страшного морока ссоры.

Аллеур просыпается еще до восхода солнца. Осторожно выскальзывает из-под обнимающей его руки Тиннара — они вчера так и заснули вместе, обнявшись. Вглядывается в лицо метаморфа — не разбудил ли? Нет, Тиннар по-прежнему глубоко спит, светлые брови сурово сведены к переносице, по лицу проходит словно волна — ему что-то снится и грустное, похоже. Юноша осторожно пробирается к выходу из пещеры, берет пустую чашу, выходит наружу — за водой. Очень холодно, земля схвачена морозом, но Темный холода почти не чувствует — зря Тиннар боится, что он замерзнет и заболеет — в подземных пещерах, да и во дворцах Темных Эльфов почти всегда мертвенно-холодно от каменных стен, украшенных тончайшей резьбой и ледяных наборных полов. Мертвая ледяная красота. Аллеур привык к ней. Хотя, конечно, согреться возле костра или в объятии теплых рук Тиннара — это способ почувствовать себя хоть немного живым. И почувствовать потом, как холодно становится без этого немного уже ставшего привычным тепла. Поэтому он быстро прыгает по замерзшей, покрытой изморозью земле до родника, набирает воды и скачет обратно, более всего напоминая сейчас зайца. ДО пещеры добирается без приключений, ставит чашу с водой на камень и начинает умываться. Лицо отекло от слез так, что глаз почти не видно, верхние веки сильно опухли, лицо юноши сейчас более всего напоминает лицо смешного полевого зверька — хомяка. Красота высокая эльфийская, неописуемая…

Тиннар затаился почти сразу, как почувствовал, что Аллеура нет рядом. Он осторожно наблюдает за Темным из-под закрывающих глаза прядей волос. Сам неподвижен, только глаза внимательно следят за тем, как мальчишка с прыгал к роднику босиком, как умывает лицо ледяной водой, пятясь скрыть следы вчерашних слез. Как тяжко вздыхает, попробовав уложить уже ставшие довольно грязными волосы в прическу, как бросает это дело и заплетает несколько косичек и втыкает, все-таки, в одну из них тоненькую золотую шпильку с подвеской из драгоценного камня. Как бесшумно раздевается, предварительно оглянувшись на Тиннара и Эриндела — спят ли? Нежное стройное тело, кожа отливает серебристым в свете костра. Тихо вздыхает, когда холодная вода течет по спине — холодно, конечно, холодно, но Темному пришла идея искупаться перед дорогой. Что-то вытаскивает из своего дорожного мешка, переодевается. Тиннар мысленно качает головой — опять пестрое, расшитое, легкое. Ну когда научится нормально одеваться, для дороги и боя, а не для дворца. Но сверху — меховая рубашка. Все-таки немного научился.