Александра-К - Тиннар [СИ]

— Повернись на живот, — голос Короля бесстрастен. Он готов увидеть следы соития. Он прекрасно понимает, что происходило с его сыном все это время. Была бы его воля — убил бы. Нельзя, ничего нельзя. Принц-единственный, кто не убивал людей в этой войне. Императрица выдвинула условия, заранее обреченные на провал. И все же Темные Эльфы сумели выполнить эти условия, чтобы выжить самим и возродить свой народ. И вот теперь — последствия глупости и неосторожности сына нужно уничтожить. Стереть бы память об этом обо всем, чтобы даже воспоминаний не осталось… Нет такой магии, которая заставит забыть про любовь. Темные Эльфы ее, по крайней мере, не знают. А, значит, принц всю оставшуюся долгую жизнь будет мучиться бесплодными мечтами и печальными воспоминаниями. Жестокое заключение в собственное клетке воспоминаний.

Аллеур выполняет приказ отца. Король только пожимает плечами при виде ссадин на спине, внутренних поверхностях бедер, складке между ягодицами. Говорить что-либо — просто бесполезно. Теплая рука осторожно скользит вдоль позвоночника. довольно бесцеремонно касаясь потайных мест. Но иначе просто нельзя.

— Все. Можешь одеться. Я смог скрыть и залечить все следы. К сожалению, память твою я излечить не смогу.

— Не надо. Все равно недолго осталось… — голос Аллеура звучит очень тихо, но Король улавливает сказанное.

— Что ж, может быть и так. Не самый худший выход… Чем прожить запертым почетным пленником многие годы…

— Да уж, для тебя — то это был бы праздник! — принц снова поддался своему дурному настроению.

— Возможно. Но такой судьбы я тебе никогда не желал, мой сын!

— Я люблю его и ни о чем не жалею! И это не излечить даже твоей магией!

Король Темных Эльфов презрительно кривит губы. Пресветлые Боги, какая несусветная глупость — сломать свою жизнь вот так, не из-за чего, из-за простенького слова: «Люблю».

Слишком ранняя зима в этом году. Снег немного прикрыл раскисшую дорожную грязь, но там, где отпечатались следы копыт, она снова пятнает и пачкает его бесстрастную чистоту. Светлый Эльф уже несколько часов пытается догнать Тиннара, направившего коня в горы. Как он сумел добиться такой скорости от своего коня — не хочется даже и думать. Скорее всего, перевоплотившись частично в тигра. Эриндел ни минуты не выбирал между другом и смешным мальчишкой из Темных Эльфов. Принц-предатель был защищен, по крайней мере, договором с людьми, и навряд ли Король посмел бы хоть пальцем его тронуть перед окончательной инициацией брачного договора между людьми и Темными Эльфами. А вот Тиннар… Никогда прежде он не убегал с поля боя, от врагов. Никогда ничего не боялся. Чего же испугался на сей раз, настолько сильно испугался, что не посмел показать свой страх и просто исчез из людского селения? Боли-так не впервой ее переносить, отчаяния — так оно всю войну сопровождает его, отчаяние и надежда, чередуясь, не дают живым существам умереть. Чего? Светлый Эльф не понимал поступка Тиннара, но по-прежнему упорно следовал за ним, пытаясь нагнать. С Аллеуром все будет хорошо, избалованный мальчишка, возможно, и не понял до конца, что сотворил и что разбудил в душе метаморфа, а вот Тиннар… Уверенности в том, что он сможет еще раз пережить такой удар — нет. И дело даже не в неравенстве положения принца и сына главы горного клана, и не в том, что Темные Эльфы могут подумать, что принц был принужден из-за мести к подобному… Молчание возлюбленного, его откровенный страх оттого, что все раскрылось на глазах его соплеменников, его Короля… Эриндел не мог себе простить только одного — он не сумел настоять на том, чтобы Тиннар заглянул за красивую маску лица Темного Эльфа и увидел его истинную сущность. Не смог заставить друга и не стал делать этого сам по его просьбе. И его беспечность обернулась болью. Пора бы уже было научиться за все эти прожитые столетия быть недоверчивым и мудрым. Наверное, пора бы… Но до сих пор получается плохо, ой, как плохо…

Конь Эриндела заржал и внезапно замедлил ход, потом совсем остановился. Дальше — горная тропинка, непроходимая для всадника. И неподалеку пасся на остатках травы расседланный конь Тиннара. Метаморф все-таки пожалел живое существо, хотя бы не дав умереть с голоду. Брошенная на камни дорожная сумка, рядом — изодранная в клочья одежда. Крови на ней не было, значит, Тиннар сам изорвал ее в ярости. Белый тигр взбешен, но искать его все равно надо.

Эриндел спешился, сбросил с седла сумку, тоже расседлал и пустил пастись своего коня. Здесь он уже ничем не поможет. Рядом краем глаза заметил неплохую расщелину, а, возможно, там был и вход в пещеру, где можно было переждать непогоду и просто согреться у костра. Видимо, Тиннар на что-то подобное и рассчитывал. Светлый Эльф огляделся — кругом было совершенно пустынно, начал подниматься вверх по тропинке между валунами…

Рев ярости и боли заставил его вздрогнуть — так Тиннар никогда не кричал. Да и недалеко он ушел. Тигр бешено колотил передними лапами по стволу огромной сосны, пытаясь ее свалить. Ствол был уже в клочьях коры, белой шерсти, потеках крови.

— Тиннар! — оклик эльфа был очень негромким, больше всего он боялся, что тигр рванется в горы и скроется из глаз. А уж прятаться Тиннар умел… Но тигр только повернул голову, дико взглянул налитыми кровью глазами и снова ударил по дереву разбитыми в кровь лапами. Сосна закачалась — сила у тигра была немереная, да еще и магия, видимо, примешивалась. Сейчас ему было нужно только это — разрушить, разбить, причинить себе такую физическую боль, чтобы заглушить боль душевную. Да только невозможно это. Душа саднит и болит намного дольше и чувствительнее, чем боль физическая, которая может быть утишена магией или травами.

— Тиннар! — эльф повторил призыв, осторожно приближаясь к другу. Всякое бывало на их непростом пути, многое видели и вместе, и по отдельности, но теперь эльфу больше всего хотелось прижать тигру полосатую к себе, дать понять, что он не остался в одиночестве. Странные мысли бродили в голове у эльфа, пока он очень осторожно, мелкими шажками, чтобы не спугнуть, подходил к тигру. Может быть, и хорошо, что Леонгард уехал вот так, просто уехал, без мучительных разговоров и объяснений, без лишней боли…

Тигр на минуту оторвался от войны с сосной, взглянул на Эриндела, глаза были налиты кровью, синева их замутилась страданием, взгляд был чужим, неузнающим. Похоже, звериная сущность метаморфа взяла верх над человеческой составляющей. Потом тяжелый вздох приподнял грудь и плечи зверя, он опустил глаза вниз и снова с яростью накинулся на ненавистное дерево. Брызги крови с разбитых лап разлетались во все стороны, пятная снег.