Александра-К - Ненависть [СИ]

— Что? — Шепот господина прозвучал для старика как гром небесный.

— Господин, он… — Альберик не договорил.

— Так судили боги… Наши и их… Так тому и быть. Я запрещаю говорить об этом Мышу, пока он снова не встанет на ноги.

— Но он может попросить посмотреть на дитя…

— Объяснишь нашими обычаями, особенностями ухода за наследником, придумывай, что хочешь, но знать он пока не должен!

Старик кивнул. И бесконечно практично спросил:

— Вы захотите его погребения по нашим законам?

Губы Ремигия скривились в подобии жесткой усмешки:

— Конечно. Как бы то ни было, но я признал малыша. Подготовь все к вечеру. Когда я вернусь с переговоров… Да, пусть погребальный костер будет на месте тернового куста в саду. Видеть его больше не могу!!!Потом увезешь прах в нашу усыпальницу.

И снова смешок. Он сам не мог поверить, что отдает такие распоряжения из-за крошечного порождения тварей и людей. Так боги судили.

— С Эйзе все время должен кто-то находиться, я запрещаю оставлять его одного. Мне пора возвращаться. Через пару часов я должен выехать на переговоры…

Старик тихо жаловался сотнику через пару часов:

— Господин словно изваян из камня — такое, а он едет разговаривать с тварями. А вечером велел подготовить все…

Ярре пожал плечами:

— Дать людей в помощь? Если надо, я прикажу — останется человек десять из сотни, да и приблуды помогут. Благодари богов, старый, что так все повернулось. Если бы малыш прожил хотя бы месяц, дошло бы и до Императора, а он бы такому не порадовался. Да и наши солдаты — тоже, и так разговоры ходят, не успеваю языки укорачивать, чтобы лишнего не болтали. Ладно, болтают, а не бунтуют.

Альберик только тяжело вздохнул.

— Да ладно тебе, господин еще молодой, женится, народит наследников от женщины, будет тебе радость, старый пень!

— Что ж ты-то не нарожал, а?

— Да как-то не пришлось…

— Вот и ему, боюсь, вовсе не придется.

В кухню засунулся заспанный Лис. Заискивающе и неуверенно улыбаясь, спросил:

— Как маленький?

Скользнул растерянным взглядом по мрачным лицам людей, осекся.

— Господин запретил говорить Эйзе, что малыш умер. Для него он должен быть живым, пока он достаточно не окрепнет…

Рыжий удивленно посмотрел на людей:

— Разве ваши матери не знают о том, где их дети?

Сотник мрачно спросил:

— Что еще ты удумал?

— Как прикажет господин, если велел не говорить, то не будем это делать.

— Уши бы тебе оторвать вместе с рыжей гривой — почему молчал-то?

Лис обиженно вскинулся:

— Да не знал я! До последнего не знал!

— Хватит уже, Лис. Не знал и не знал. Все равно ничего уже не изменить, — Альберик попытался притушить ссору.

Лис раздраженно сверкал глазами. Сотник тихо зверел от обиды.

— Альберик! — Наместник взревел не так громко как обычно, но слышно было хорошо.

— Иду, мой господин!

Воин стоял уже в полном посольском снаряжении и неловко пытался воткнуть драгоценную фибулу в парадный плащ.

— Мой господин?

— Пусть с Мышом пока посидит Лис, только предупреди, чтобы не болтал лишнего. Малышей убери от Эйзе — они могут проболтаться…

— Как он?

— Несколько раз плакал во сне, сейчас в забытьи. Где Ярре?

— На кухне. Вы будете завтракать?

— Нет. Пусть собирает людей — пора выезжать.

Наместник был мрачен. Он изо всех сил старался подавить в себе волну ненависти к Владыке тварей — это он приказал Мышу придти к людям, не думая даже о последствиях, и добился своего — Эйзе сумел смирить и найти в Наместнике человеческие черты. Но… тварь при смерти, его дитя не прожило и суток и будет вынуждено бродить между Предвечными чертогами тварей и Элизиумом имперцев, поскольку он ни то и ни другое.

Старый Владыка сразу уловила волны гнева и ненависти, исходившие от воина, и не подавляемые теперь нежным вмешательством Мыша. Зеленые глаза Владыки на мгновение сверкнули — как бы то ни было, но ненавистному захватчику было причинено горе — сердце зверя оказалось открытым.

Но только и Ремигий не был слепым. Огненный вал боли и ярости, прокатившийся по его разуму, не давал твари понять, что думает Наместник, какую ловушку готовит.

Переговоры начались неудачно — собеседники перестали понимать друг друга. Твари не знали картографии, имперцы не хотели признавать названия типа Конской гривы, и разграничить людские и нечеловеческие владения было невозможно. Наместник бесился от гнева, тварь раз за разом отказывался от предложенного. Немного потеплело, грязь чуть прихватилась сухими потоками ветра, казалось, еще немного, и снова наступит весна, и угроза голода покинет селения тварей. Наконец, Цезарион положил конец набору пустых фраз обеих сторон:

— Я вижу, что сегодня вы к переговорам не расположены!

Тварь пожал плечами.

— Я думаю, пора на сегодня закончить. И продолжить завтра.

Высокий — ростом даже чуть выше Цезариона, тварь встал из-за низкого столика, блаженно потянулся:

— Возможно… У Наместника заботы дома?

Воин молчал.

Тварь с удовольствием задал безжалостный вопрос:

— Как ваш пленник?

И увидел искреннее удивление в глазах Ремигия, воин неопределенно покачал головой.

— Как Мыш?

— Борется за жизнь.

— А… его дитя?

Наместник усмехнулся похолодевшими от злости губами:

— Вечером погребение наследника. Он не выжил, как вы и предсказывали. Это все, что вы хотели узнать?

Тварь на мгновение склонил голову:

— Жаль. Теперь род Одиночки прервался уже навсегда…

Ремигий взглянул на своего мучителя равнодушно, ему было все равно, прервется род Мыша или нет, как будут зимовать твари. Единственное, что он желал в этот момент — чтобы Мыш проснулся и встал на ноги. Чтобы он навсегда забыл о тех муках, которые перенес, в том числе и по вине людей.

— Возвращаемся!

Приказ вызвал явное оживление среди людей — они тоже чувствовали, что день был неудачным. Сотня слитно развернулась и двинулась в крепость, твари снова исчезли, словно и не было их.

Ремигий был мрачен и зол. Оставалось еще и прожить вечер и церемонию погребения маленького полукровки. Ему не было бы жизни на земле, но вот так, не прожив и суток… Ярре ехал рядом, но думал о другом. Рыжая бестия занимала его мысли. Лискины ухватки и коварство. И… он боялся, что с ними может произойти то же, что с Наместником. И как быть тогда, если твари оказались не совсем тем, чем казались?

Наместник ввалился в дом с грохотом — отчаянно разболелась спина, горели обожженные ноги, саднили раны. Словно его тело искало повод не стоять возле погребального костра маленького. Альберик торопливо подхватил брошенный плащ, оружие полетело в сторону — воин никогда не бросал его так легкомысленно.