Александра-К - Ненависть [СИ]

Альберик серьзно сказал:

— Лис, мне нужно, чтобы ты помог на кухне. Чем кормят ваших маленьких? Мыш пока не может…

Ответ ошалелого Лисенка был странным:

— А разве человеческих малышей кормят особо?

— Пошли со мной, Лис.

Альберик упорно тянул любопытную тварь из спальни, давая Наместнику время побыть с Мышом.

Ремигий подошел ближе. Мыш был в истинном виде, прекрасное лицо было замученным и бескровным. Ложе заляпано кровью, мокрое, переворошено, часть простыней сброшена на пол и тоже в крови. Выть от отчаяния и позора, призывать громы небесные на свою грешную голову, бить себя в грудь, каясь, и бросатья на меч? Или все сразу? Или?..Эйзе тихо застонал в полусне.

Наместник на мгновение вышел из спальни-проверить, что творится в комнате Лиса. И вернулся, взял Мыша на руки, безнадежно пачкаясь в его крови, перенес на сухое ложе, укрыл теплым плащом. Сейчас не надо мерзнуть. И надо дать что-то попить. И позвать лекаря. И завтра… Завтра надо вернуться на переговоры. А там как боги судят — все в их власти. Как быстро сработало проклятье — стоило только закончить клятву перед возлюбленным. Или это судьба? Или Цезарион сам избрал этот путь?..Ох,не надо было так привязываться к этому чуждому существу. Да вообще — как больно, когда любишь!

Глубокой ночью как-то все устроилось. Тихо посапывал во сне измученный Эйзе, пришедший лекарь первое, что сделал — отмыл тело Мыша от крови и выкупал в травяном отваре зверенка. Наместник стоял рядом и тупо разглядывал странного щенка-не щенка, покрытого шерсткой. Никаких чувств к подобному червячку он не испытывал. Мыш — дело другое, а это ЧТО-ТО едва не убило его. Альберик торопилво убирался в спальне, там надо было отмывать все, вплоть до полов. Как при такой потере крови юноша еще жил, было вообще непонятно. Злющий сотник упорно не желал говорить с Лисом, подозревая, что он скрывал истинное положение вещей от людей. То, что твари все-таки другие, сотнику в голову просто не приходило.

Совсем за полночь притащили из соседнего дома Берси и Моди, яростно визжащих и царапающихся. Хозяйка дома, из милосердия согласившаяся их приютить на время, жестоко поплатилась за это — тварята повторили свою тактику выжженной земли, которую применяли против людей, и выиграли — с плачем и причитаниями их приволокли обратно. Наместник только вздохнул, но строго-настрого наказал Мыша не трогать. Новое существо, появившееся в доме, ажиотажа у мелких не вызвало. Они обнюхали наследника рода и как-то равнодушно отошли. Похоже, пищалка им не понравился.

Лекарь явно маялся, не зная, как подойти к сдержанно-разъяренному Ремигию. Его муки заметил старый раб.

— Что еще случилось?

— Я не знаю, как сказать господину…

— Про Эйзе?

— Нет-нет, мальчик борется изо всех сил… Его дитя.

— Что еще?

— Боюсь, что он не выживет…

— Господин это знает, тот, кто помог Мышу, уже это сказал. Хотя я думал, что это проклятие.

— Нет. Я никогда не видел подобного, но…

— Возможно, это наказание за наши прегрешения перед богами. Ты можешь сказать ему без страха — господин еще просто не осознал, что это за существо. Гораздо хуже, если бы что-то произошло с его Мышом…

«Никогда бы не подумал, что Наместник сможет вообще кого-то полюбить. Или зверь притянулся к зверю?»

— Господин?

Ремигий поднял усталое лицо. Он сидел возле спящего Мыша, осторожно положив руку ему на плечо, ждал, пока можно будет вернуться в их спальню.

— Тише… Что тебе?

— Насчет мышонка… — совершенно случайно сорвалось у лекаря. — Простите…

— Что еще?

— Боюсь, что… — Человек запнулся. — Он не похож на человеческое дитя и не совсем похож на тварь.

— Уродства? — Ремигий спросил это равнодушно, даже не повернув головы.

— Да. Я боюсь, господин, что он проживет недолго…

Сказанул самое главное и замер, с ужасом ожидая реакции дикого зверя. Наместник так же равнодушно ответил:

— Я знаю…

«И не хочу, чтобы он жил…» Наместник повернул голову к лекарю, взглянул ему в глаза. Человека шатнуло в сторону — никому не хочется заглянуть в разверстую могилу, а тьма глаз воина сейчас напоминала именно это. Без надежды на спасение. Ярость и бессилие перед судьбой опять сплавились в дикую ненависть, пока беспредметную, но горе тому, на кого падет она.

— Что бы не произошло — Мыш не должен узнать об этом, пока не поправится. Узнает раньше — убью сказавшего.

Жутко становилось от обыденного тона и ледяной угрозы. Эйзе умел сдерживать ненависть Наместника на весь мир, но сейчас он помочь не мог. И зверь в человеческом облике вернулся в полной мере… Только с одним отличием — теперь он будет яростно защищать свою игрушку, возлюбленную тварь, платить за его жизнь любую цену, платить собственной гордостью, жизнью, только бы удержать Мыша возле себя. В этом мире. Не дать умереть.

— Можно возвращаться в спальню! — Альберик спас лекаря от дальнейшего разглядывания бездны и бросил обратно в мир живых.

— Хорошо. Пусть… — длинная пауза, — … дитя побудет пока с тобой — Мышу нужен покой, а я не знаю, что делать с такими маленькими. Ты его покормил?

— Не ест. Лис сказал, что они поят молочком. Но он не пьет — все выливается изо рта. Попробую сделать рожок.

— Завтра сделаешь. — «Если доживет.» — Помоги устроить Мыша и иди спать.

— Да, мой господин!

Да разве о таком мечтал старик, когда пытался представить будущее Цезариона? Но делать нечего, надо продолжать жить.

Кое-как Наместник перенес Эйзе обратно в их спальню, устроил на ложе, сам присел рядом на ковер. Он боялся близо подходить и касаться Мыша без необходимости, мысленно говоря себе, что может его потревожить, а в глубине души испытывая безумную робость и страх прикосновения. Словно после всего, что призошло, ласковый, родной Мыш стал чужим. Альберик оставил воду в кувшине, ткань, кувшинчик молока на всякий случай, но навряд ли Мыш сможет что-то проглотить. И ушел нянькаться с приемными тварятами и наследником.

Моди и Берси заснули после того, как получили пару шлепков от Альберика за попытку укусить и выбросить маленького из корзины, куда его уложил старик. И угомонились, наконец. Мелкий же попискивал, все тише и тише. Старик не спал всю ночь, ожидая его конца, и до конца не веря, что это возможно. Писк становился все тише и тише, шевеление в корзине все реже и реже. И к утру все стихло. Старый раб осторожно развернул меховые пеленки — головенка твари беспомощно обвисла на тоненькой шейке.

В спальне застонал и зашевелился Эйзе.

— Спи, спи, до утра еще далеко. Спи… — Тихий шепот Наместника был таким привычным. — Все хорошо, хорошо. Альберик присмотрит за маленьким. Спи…

Мыш беспокоился еще какое-то время, потом снова ровно задышал. Воин очень осторожно, чтобы не потревожить спящего, выскользнул из комнаты, дошел до кухни.