Александра-К - Ненависть [СИ]

Тихий писк рядом, шершавый язычок вылизывает мокрые щеки. Звенящий высокий голосок:

— Не надо плакать, боль уйдет. Я все залижу, и боль уйдет…

Ремигий с трудом разлепил слипшиеся от соли ресницы: личико мышонка очень близко, он непрерывно лижет его щеки, касается губ, тихо бормочет:

— Не надо плакать, я здесь.

Синие глаза смотрят виновато, но разумно. И стон прорывается сквозь стиснутые зубы:

— Малыш, ты вернулся…

Виноватый взгляд и робкий ответ:

— Да… Не гони меня такого, хорошо?

Воин только горько засмеялся — да как гнать-то… Слава Богам, мальчишка опамятовался, не трясется от страха и боли.

Очень тихо:

— Иди ко мне… Мыш…

Эйзе неуверенно засмеялся, потом прижался крепче, лизнул воина в щеку, вдруг чихнул, сморщил носик. Воин замер — у Твари обоняние намного лучше, ведь почувствует запах Рыжика. Но Эйзе что-то неразборчиво пискнул, прижался и завозился где-то у плеча воина. Тот глубоко вздохнул — так привычно это все, так приятно. В комнате — полный разгром, воин, не отпуская мышонка, потянулся за меховым плащом, прижал к себе Мыша, завернулся вместе с ним в плащ и почти сразу провалился в глубокий сон. Все…

Через несколько минут в комнату заглянул встревоженный Альберик, увидел мирно спящего Господина, крепко прижимающего к себе дремлющего Мыша. Старик только головой покачал. Ну что скажешь — безумны оба, и Наместник — более всего…

Выспаться Ремигию после бурной ночки так и не удалось. Грохот, раздраженная ругань Ярре, неразборчивый голос Альберика. Воин мгновенно проснулся, скинул с себя сладко дремлющего на груди Эйзе, приподнялся. В спальню ворвался Ярре, оценил с одного взгляда развороченную постель, перевернутые вещи, что-то раздраженно буркнул себе под нос — не иначе подумал, что Наместник мучил Эйзе за побег. Воин широко раскрыл глаза — чтобы веки вновь не сомкнулись из-за недосыпа. Ярре выпалил:

— Только что прибыл гонец — вчера вечером твари напали на пограничное укрепление, пока они там их блокировали, но прошло уже полсуток.

Воин ответил мгновенно:

— Поднимай сотни, мы выходим через час!

Ярре кивнул и исчез.

Не обращая внимания на ошалело глядящего на него Эйзе, Наместник еще и умудрился снять с себя ночью часть одежды, Ремигий заметался по комнате. Дикий рев:

— Альберик, где тебя носит? Мой меч, доспехи, неси скорее. И что-нибудь поесть… И молочка…

А вот это уже — для возлюбленного Мыша, ведь вчера ничего не ел, шлялся по улицам и кусал стражу. Вот же еще… кабаненок. Эйзе растерянно хлопал ресницами. Сообщение-то он услышал, но такого переполоха от обычно спокойного Наместника не ожидал. Старик прибежал бегом, принес одежду, кольчугу. Ремигий уже вылетел в сад, раздался гулкий удар и плеск воды — кто-то со всей силы рухнул в бассейн. Эйзе с ужасом смотрел на старика, тот быстро вышел, вернулся с кувшинчиком молока и куском вчерашнего пирога. Сунул в руку мышонка, раздраженно сказал:

— Ешь, а то господин и так в сильном гневе.

Эйзе покорно кивнул — от бешеного кабаненка ничего не осталось, снова ласковый, нежный мальчик. Только запястья и лодыжки пересечены кровавыми полосами от веревок, да свежих синяков прибавилось. Слава Богам, не убили за такое. Ремигий вбежал в комнату, Эйзе тихо пискнул от растерянности, понятно, что в бассейне господин не в одежде купался, Наместник его понял и тихо засмеялся — ну не в их положении было пугаться голого тела! Но все же накинул меховой плащ сверху. Старик торопливо подсунул блюдо с мясом и сыром, порезано было неровными кусками, видимо, сильно торопился. Воин тут же оглянулся на жующего Эйзе, отложил часть сыра для него. Проглотил несколько кусков, запил водой. Старик тут же испарился. Воин уже торопливо натягивал простые штаны и рубаху — не до политеса было, и туника в бою в холодных горах не спасла бы от ледяного ветра. Это так, на парады…

Теплый ветер Юга, синее соленое море. Одуряющие запахи цветов… Показать бы все это свиненку, чтобы перемазался в липком нектаре огромных магнолий, залез на пальму… Оххх, о чем мысли-то… Бой ведь идет. Надо торопиться. Иначе снова — выложенные рядком мертвые воины. Совсем молодые…

Эйзе вдруг тихо попросил:

— Возьми с собой…

Воин застыл посреди комнаты с незастегнутым воинским поясом — хотел уже ножны с мечом прикрепить. Так, что-то новое Мыш измыслил. Куда взять — сразу с марша и в бой? К его воинам? И как потом, против кого он обратит свой меч, без оружия в горах опасно, даже если и в отряде. Или? Мышонок умоляюще смотрел на воина. А если оставить, — то же, что произошло вчера, понесет без руля и ветрила в побег, ведь просто пристрелят — волосы-то белые и не скрывает этого. И что? За эти несколько дней ведь изведут жуткие мысли, дня не проходит, чтобы отчаянный Мыш не сотворил какую-нибудь шалость. Опять жуткий рев:

— Альберик, сюда!

Эйзе заметно взрогнул — ну да, таким он Ремигия никогда не видел. А не надо было кабаньей яростью пугать и из дома бегать. И… не надо было вчера уходить ночью из дома… Благими намерениями…

Старый раб безмолвно встал на пороге — он-то, в отличие от мышонка, услышал нотки отчаяния и неуверенности в крике господина. Да уж, такое нежное всепрощение для Ремигия было несвойственно, хотя… ведь мальчик никогда и не любил… И горе какое, что его сердце занял твареныш, зверенок, даже не понимающий, что он разбудил в Наместнике. Воин резко сказал:

— Принеси ему одежду и кольчугу. Он едет со мной.

Старик онемел от неожиданности, потом с трудом сказал:

— Господин, опасно же!

Что было опасно — или для мышонка, или для воина, — он не уточнил, но… Воин просто взревел уже:

— Да быстрее, мало времени. И помоги ему одеться… Да, и брось что-нибудь для него поесть в сумку…

Для него… Ремигию-то всегда было наплевать, что есть и что пить. И уже давно — с момента возвращения из Имперской тюрьмы. Старик молча кивнул. Мышонок вдруг подошел к столику, где оставил вчера свои дареные вещички, взял ожерелье, надел, застегнул на шее, повертел в руках браслеты. И услышал мягкий голос Ремигия:

— Пока нельзя, это когда порезы заживут.

Воин смотрел с улыбкой, словно не было только что жуткого переполоха со сборами. Альберик вошел в комнату и только головой покачал — эти двое смотрели друг на друга так, словно происходящее в остальном мире не касалось их. Двое — глаза в глаза, и никого вокруг. Боги, да погубит ведь он Наместника, даже без меча — просто погубит его жизнь! Вот из-за этих взглядов погубит…

Ремигий тряхнул головой, отгоняя наваждение:

— Эйзе, быстро одевайся, шлем и кольчугу не забудь надеть. Быстрее, быстрее!

Нервный писк мышонка в ответ — безнадежно запутался в рубахе, старик торопливо выпутывает его оттуда, штанишки, сапожки, Эйзе было забрыкался и был испуган злым окриком воина: