Александра-К - Ненависть [СИ]

Мальчишка вышел из-за занавески, одежку он снял и робко смотрел на воина — не прогонит ли? Влажные белые волосы прилипли к плечам и спине, смешное угловатое тело. Воин тихо, шалея от восторга, позвал: «Иди ко мне…» Мыш довольно пискнул. Интересно, во время оргазма будет кричать или пищать на своем языке? И что они вообще испытывают?

Мышонок с писком уже залез обратно на кровать. Воин зарылся носом во влажные волосы на макушке — они были не только приятно мокрыми, но и сильно пахли Эйзе, — запах лесной хвои, свежести. Мягкий вздох: «Радость моя ненаглядная!» Уложил мальчишку на спину, прилег рядом — пока можно и так. Нежно прикусил кожу возле сосков, мышонок как-то странно вскрикнул, выгнулся, задышал чаще. Легкие руки скользнули вниз по бедру воина, приласкали восставший ствол. Воин-то давно был готов, но малыш безнадежно опаздывал, и он боялся поторопить — ведь опять больно будет. Ласковые поглаживания по бедрам, чуть прижал худую коленку, засмеялся — он никак не мог понять, почему худущее чудо вызывает такое отчаянное желание. Оххх, смазка же… Так нельзя. Дурак, грубиян… И под рукой ничего нет. Только молоко в кувшинчике. Ладно, молочко на животик — Эйзе вскрикнул от неожиданности и сжался, но только тело, наконец, отреагировало. Воин почувствовал, как начала наливаться плоть мышонка. Очень осторожно, заглядывая в глаза, опасаясь сделать больно, приподнял бедра малыша, плеснул молоком между сжимающихся бедер. Уловил растерянный взгляд Эйзе — тот замер и с некоторым интересом позволял творить с собой такое. Наклонился, поцеловал раскрывшиеся от неожиданности губы. Тихо спросил: «Мыш, я могу быть с тобой?» Глупость спросил, но из пересохшего от волнения горла слова не шли. Малыш, завороженно глядя ему в лицо, робко кивнул. Очень осторожное движение вперед, и опять, — невежа, что же ты творишь? Ладно, есть еще время исправить. Успокаивающее поглаживание по впалому животику, тихий шепот: «Малыш, так надо.» Очень осторожно. Только торопиться нельзя. Это не Рыжик… Нельзя торопиться. Эйзе вздрогнул всем телом, судорожно шепнул: «Не тяни…» Теперь можно. Вскрик Эйзе — первое проникновение болезненно. Остановка, хотя тело беззвучно орет от желания и жажды наслаждения на грани боли. Мышонок пытается приподнять голову, но не может. Тихий стон. Как согласие на продолжение? Очень осторожно, очень медленно — заглядывая в лицо мышка, готовность прекратить все в одно мгновение. Но Эйзе не кричит, только тихо постанывает в такт движениям. А они все ускоряются. Воин удерживает себя над малышом на вытянутых руках, иначе и придавить недолго — все-таки разница в весе огромная, и приласкать его не может. Одной рукой подхватывает Мыша под спину, прижимая к телу и усиливая движение, а второй воин проводит, лаская, по возбужденной плоти партнера. Мальчишка странно хрипит, и вдруг — резкое содрогание тела, на ладонь воина выплескивается немного клейкой жидкости. Эйзе вздрагивает, тихо шепчет: «Как стыдно-то…» Что-то ответить воин не успевает — его буквально взрывает изнутри, тело изгибается, глаза становятся безумными, последним усилием он вырывается из тела мальчишки и падает рядом на живот. Потом кладет голову на грудь мышонка. Глубокое успокоение. Ясное медленное биение двух сердец — почти совпадающее по частоте, но все же разное. Тварь любимая… Мыш… Нечеловек… Возлюбленный…

Похоже, что-то такое он сказал вслух — глаза у мальчишки расширяются от удивления, и он что-то щебечет на языке тварей. Не зря говорят, что в момент смерти или оргазма кричат на языке детства…

Потом они долго отмывались, а потом начали безостановочно жевать по очереди принесенную еду, причем воин беззастенчиво совал мышонку лучшие куски и с наслаждением наблюдал, как он жадно все это поглощает — прожора маленький…

В крепости все были счастливы. Наместник развлекался с возлюбленным тваренышем. Возле входа в их комнату сидели приблуды — благо, дверь была толстая, что делалось — не слышно, и увлеченно резались в ножички, господин Ярре сказал, что если они позволят потревожить кому-нибудь Наместника, то он им головенки и еще кое-что оторвет. Поэтому они очень старались и никого не пускали…

Сотники славно пили вино вместе с господином комендантом крепости. Простые воины — тоже, и тихо радовались, что их бешеный Наместник хоть на время прекратит орать и драться. А, если повезет, то и надолго…

Несчастен был только начальник караула, которому Наместник велел лично заложить дырку в крепостной стене, через которую утром ушли купаться приблуды и Эйзе. Он горько сетовал на свою судьбу. Но, если бы дырку нашли твари во время боя, то сетовать было бы просто нечем — голову бы отрезали.

Трудно сказать, были ли счастливы твари, получившие мешки с зерном. Наверное, да, поскольку сумели накормить голодных проглот-тваренышей, и те не плакали от голода.

Наместник все-таки уснул и смог проспать несколько часов после бессонной ночи, скачки, боя и любви. Эйзе неподвижно лежал рядом с Ремигием — он так крепко прихватил своего Мыша, что вырваться не было никакой возможности. Но сказать, что Мыш стал благонравным возлюбленным, было бы слишком опрометчиво. Ему было очень хорошо рядом с горячим телом спящего воина, после любви хотелось немного отдохнуть. Приблуды несколько раз стучались в дверь, предлагая поиграть, но Мыш не хотел тревожить возлюбленного. Хотя ему хотелось еще сходить на рынок и подняться на забрало крепости, приблуды ему обещали показать. Поэтому он раздраженно шипел, и приблуды быстро оставляли его в покое. После каждой попытки позвать его играть, Ремигий выныривал на несколько минут из глубокого сна, проверял, не открывая глаз, что Мыш на месте и никуда не сбежал, а потом снова засыпал.

Но отчаянная душа Эйзе уже рвалась к новым приключениям. Когда он решил, что воин заснул настолько глубоко, что не почувствует его отсутствия, мальчишка осторожно выскользнул из-под бока воина, тот недовольно что-то прошептал и снова уснул. Мышонок бесшумно скользнул в угол, торопливо умылся, натянул немудреную одежку, быстро выскользнул за дверь. Приблуды радостно, но приглушенно взвыли, через минуту все трое убежали. То, что спящий Наместник остался без охраны, их не остановило. Мало лупил их Цезарион, ох, мало. Одно они все-таки сообразили сделать — прикрыть волосы Мыша капюшоном…

Рынок был великолепен, хотя дело шло к вечеру. Для приблуд, не видевших ничего, кроме казарм и облав, для Эйзе, не знавшего даже равнин и жизни на них, там оказалось столько нового… Куры, гуси, утки, пестрые цыплята и утята, — Эйзе завороженно разглядывал маленьких пушистиков, попытался взять в руки, но птенцы с писком шарахнулись в сторону, а мама-наседка грозно заквохтала. Рыбный ряд — живые раки в корзине, шуршат, шевелят клешнями. Рыба в садках, наполненных травой. Это больше заинтересовало приблуд. Доспехи, оружие. Теперь заинтересовался тваренок — не все оружие было ему знакомо, приблуды тихо посмеивались, но объясняли. Мыш внимательно слушал. Торговец оружием увидел светлые волосы мальчишки, но промолчал. Про игрушку Наместника знали все, поэтому старик счел за лучшее промолчать… Полупьяные воины попадались везде, но на мальчишек никто не обращал внимания. Потом пошли осматривать улицы, маленькие домишки вдоль кривоватых улочек. Мыш радостно пищал — он был в человеческом городе впервые, для него все было интересно. Уже начинало темнеть, мальчишки зашли довольно далеко, поэтому решили сходить еще на стену крепости и посмотреть смену караула и идти обратно. То, что в казарме бушевал перепуганный Наместник, они просто не подумали.