Александра-К - Ненависть [СИ]

Наместник удивленно приподнимает брови — детенышей тварей он не видел никогда, воевали только взрослые. И с любопытством выходит наружу…

Чего ждать от грубого животного? Только злобы и грубости… На утоптанной площадке — два грязных маленьких комка. Непонятно, что это такое. Кто-то из воинов отчаянно хвастается, что нашли домишко тварей, удивительно, как они далеко продвинулись жить — их никогда здесь не видели — равнинное же место. Кто-то с жадным любопытством спрашивает:

— А что, и баба была? Какие твари-самки? Отличаются от женщин или нет?

— Да была, наверное, раз детеныши были. Но они так сопротивлялись, что потом были утыканы копьями — как ежи, лица поуродованы, короче, мы их толком и не рассмотрели, просто сожгли тела…

Наместник с огромным трудом сдерживается, чтобы не ударить коменданта, чтобы тот заткнул свою пасть…

— Ага, а эти выползли позже. Вот, несут кормежку, сейчас позабавимся…

Миска каких-то объедков со стола, кусочки хлеба, объеденные кости. Все это высыпается возле сжавшихся комочков, и воин отходит в сторону. Комочки медленно разворачиваются, двое, совсем маленькие. Зверьки-не зверьки, но и не дети. Голые ободранные тельца, тоненькие лапки. Тела грязные, но, похоже, шерстка только на голове. Мальчики, похоже, хотя… Кто знает, как устроены женщины тварей… Один чуть покрупнее, второй — помельче. Малыши медленно, покачиваясь, становятся на четвереньки, принюхиваются — еда прямо перед ними, но они ищут ее.

— Слепые, что ли? — недоуменно спрашивает Наместник.

— Нет, просто уже месяц в темном сарае, а притаскивают их для забавы и кормежки редко. Подождите, самое забавное — впереди. Сейчас есть начнут…

Комочек побольше находит еду быстрее, так же медленно подбирается к ней, хватает что-то, сует в рот, начинает жевать. Маленький по-прежнему бестолково тычется во все стороны, мордочки обоих скрыты слоем грязи — не разглядеть, на что похожи. Понятно — тот, что покрупнее, постарше и побыстрее, успевает хоть что-то поесть, малому совсем ничего не достанется, да еще и полуслепые на свету. Но крупный комок вдруг откатывается в сторону, подталкивает к еде маленького, тащит за ручку — видно, что сильно захватил хрупкую лапку малыша. Воины восторженно улюлюкают-это, видимо, повторяется каждое кормление. Кто-то направляется к ним — видимо, отнять то, что малыши сумели найти…

Наместник чувствовал, что скулы словно заледенели, и на лице намертво приклеилась равнодушная улыбка. Эйзе — любимый, другие твари — враги, но так мучить малышей… Наместник встает, идет к кругу, опережая их обидчика, наклоняется, рассматривая тварят. Грязные до черноты, пушок на одной головенке — темный, это тот, что покрупнее;а маленький — посветлее и более изящный. Запущенные человеческие детки пахнут, как поросятки, а здесь от малышей исходит запах хвои, почти такой же, как от Эйзе. И это оказывается последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Он присаживается на корточки, чтобы рассмотреть тварят поближе. Глазки совсем слепенькие — они не видят даже его движения рукой. Но Черныш, видимо, чувствует движение руки или видит какие-то очертания в своей полутьме, внезапно, как-то резко выпрямившись, вцепляется в указательный палец Наместника всеми зубками, да еще и сильно захватывает его обоими лапками, чтобы не дать вырвать сразу. Общий вздох вокруг — никто не ожидал подобного. Комендант протягивает руку, чтобы ударить малыша по голове, заставить разжать зубки. Ремигий выставляет над малышами вторую руку предостерегающим жестом, не давая бить маленьких. Твареныш грызет его палец с наслаждением, тихо урча, зубки острые, но еще очень маленькие, сильную боль он не причиняет. Наместник вдруг усмехается, достает из складок плаща финик, подсовывает его под мордочку малыша. Тот принюхивается, потом осторожно протягивает лапку-пощупать, Наместник всовывает ему липкий сладкий комочек. Черныш отпускает палец Наместника, сует финик в рот. Откусил половинку, тихий писк — подполз Беленький, половинка — ему в лапку. Видимо, братья, Черныш — постарше и поразумнее, а Беленький — совсем маленький…

— Хороший подарок. Я забираю их обоих — они мне понравились. Детенышей-тварей я еще не видел… — голос Наместника полон спокойствия — лев забирает свою добычу, а в сердце клокочет ярость.

Тихий вздох коменданта:

— Как велите, господин.

Забирают любимые игрушки, но с Цезарионом лучше не связываться.

Наместник кивает приблудам:

— Заберите их, отнесите на кухню — там есть женщины, пусть отмоют и накормят их. Потом принесите в мою комнату — хочу рассмотреть поближе…

Солнечноликому будет отличный подарок — никто никогда не видел детенышей тварей, а тут — сразу двое, да еще совсем маленькие — если правильно воспитать, то через пять-семь лет будут и неплохие рабы. Пусть посмотрит… Если узнает об этом Эйзе — слезами изойдет, чтобы не допустить подобного. Но забирать еще малышей в свой дом — это уже чересчур. Альберик рад им точно не будет. Ладно, пир продолжается, а еще надо зайти на кухню, посмотреть, как выполнили его приказ…

Пьяные голоса становятся все громче, разговоры — все более вольными. Ну вот, пора Наместнику и убраться отдыхать — пусть поговорят о своих заслугах перед Империей, а завтра мы поговорим, почему вражеские отряды оказались на территории Империи, и почему пришла паническая весть к Солнечноликому, а не непосредственно — к Наместнику.

Полупьяного Наместника непонятно каким ветром заносит на кухню, похоже, что вовремя — кухарка с визгом отдирает от себя Черныша — он вцепился ей в руку мертвой хваткой, она, видимо, попыталась его затолкать в лохань, полную горячей воды. Беленький слабо пищит рядом, уже завернутый в какую-то тряпку — на одежки для тварей явно поскупились. Едой для малышей и не пахнет. Наместник молча, не говоря дурного слова — хмель пробрал крепко и членораздельно все равно не получится, разваливает груду еды на соседнем столе и находит кусок хлеба, кусочек мяса — видел, как Черныш пытался откусить от объедков, сует пищащему малышу, тот тут же успокаивается и начинает сосредоточенно кусать неожиданно привалившую еду. Кухарка продолжает бороться с тваренком — парень весьма упорен и отцепляться от ладони врага не хочет. Кусок мяса к носу Черныша — и тот сразу отцепляется от тетки и жадно хватает еду. Ладно, чистота не такое уж важное дело, наедятся — станут поспокойнее. Самое забавное, что, если Эйзе для Наместника был, несомненно, человеком, то эти тварятки — чем-то вроде потешных щенков. Да и на человеческих детей они походили только на первый взгляд — слишком худые, слишком угловатые, слишком голодные. Наместник зло пробурчал что-то, тетка моментально исчезла в кухни. Приблуд опять куда-то унесло, бросили мелких на произвол судьбы. Еще один погром-теперь уже в холодной кладовой, и для тварят нашлось молоко. Жадно лакают — зверята зверятами. Беленький наелся первым, с тихим писком отвалился от миски, перевернулся на спинку, тихо, довольно заурчал. Черныш еще какое-то время жевал, потом отполз в сторону. Тут же безжалостная рука Наместника окунула его в лохань с водой, отчаянный, захлебывающийся писк, острые зубки опять впиваются в палец воина-это уже просто традиция у тварей — жевать руки людей. Но воин оказался сильнее и сумел отмыть чумазого тваренка. Не дело Наместника, но своих собак он всегда купал и кормил сам-чтобы знали хозяина. И эти будут знать запах рук, которые кормят и гладят. Потом, может, и видеть станут, а пока-только запах и прикосновение. Так приучают диких животных — учат, что тепло, еда и ласка приходит всегда из одних рук. Принеслись приблуды, смущенно протянули Наместнику какие-то тряпочки — одежду искали, оказывается, надо же, как Ярре их воспитал — с первого раза все выполняют. Ладно, все это … Спать пора, мелких в корзину и поставить возле кровати. Все хорошо, но это не щенки. И Наместник это еще поймет. А пока он, наконец, рухнул спать. Никакие мысли не приходили в голову… Устал слишком.