Александра-К - Ненависть [СИ]

— Мыш будет спать в соседней комнате, а тебя ночью буду охранять я…

И видит откровенную довольную ухмылку на наглой мордочке Лиса — он получил то, что хотел — Ярре в качестве круглосуточной охраны. И улыбается в ответ: на мгновение лицо лисеныша стало таким, как в те дни, пока он жил у Ярре. Но взгляд гаснет, лицо грустнеет — устал, игра вымотала, слабый еще очень. Мыш поднимается с пола, снова садится на кровать Лиса, берет его руку, мягко сжимает ее, что-то шепчет утешающе. Ничего, еще несколько недель, и все встанет на свои места, он еще кое-что помнит из своей прежней жизни, еще способен немного пошутить. Люди переглядыватся-ну, что скажешь-твари. Ладно, обоих пора кормить, потом Рыжего надо как-то отмыть от пыли, Эйзе искупается сам — бассейн в его распоряжении, люди уже ушли. Кто-то нечаянно толкнул пуховичка, и тот отчаянно верещит, братья поддерживают обиженного в полный голос. Альберик уже не слышит сам себя. Сотник орет:

— Тихо все!

Затихают даже мелкие, твари напрягаются, старик только молча усмехается — лучше всех сейчас господину, он вне дома и не знает, что происходит.

Как-то все устраивается — загон для мелких доделают завтра, но в сад уже можно выйти — чужие люди ушли. Эйзе плещется в ледяной воде бассейна, но ему не привыкать, в горах жил. Кое-как отмытого на кухне Лиса сотник вытащил в сад, и теперь тот сушит золотые волосы под уходящим солнышком. Пряди отливают ярким блеском, бледненькая мордочка кажется окруженной пламенем. До ушей закутан в какое-то одеяло — холодновато вечерами, носик смешно морщится на солнышке. Кончается первый день в доме без Наместника.

Ночь начинается. Эйзе утолкали в нежилую комнату по соседству с лисиной, Альберик притащил ему целое блюдо сладенького — только хоть до утра потерпи, не любопытствуй и не громи дом. Пуховичков Лис не дал — вплоть до обиженных слез, рассорились и тут же помирились. Сотник притащил еще одну койку, чтобы не стеснять Лиса, но вот Эйзе как-то нехорошо на нее поглядывает. Просто то, что тварям не всегда нужно говорить, чтобы понять друг друга, люди еще не увидели. А всего надежнее и спокойнее Лис чувствует себя, когда сотник ночью сопит возле его уха. Только боится попросить. Но на страже койки оказывается Альберик, он быстро выпроваживает Мыша в свою комнату, не дав совершить очередной акт вандализма над неповинной вещью. Слава Богам, все накормлены, напоены, улеглись и, возможно, в доме наступит тишина. Но не мертвая тишина пустого и холодного дома, а тишина спящего дома, полного людей и тварей, птиц, собак, да мало ли кого. Старый раб удовлетворенно вздохнул — так было когда-то в доме Цезарионов, давно, но он-то еще помнит.

Тишина ночью — понятие странное. Лис лежит уже несколько часов без сна-он не привык спать ночью, сил немного прибавилось, он дремлет днем, но ночью — настороже. А напротив — сотник изо всех сил изображает сон, чтобы не тревожить больного Лиса. Только выдает его неровное дыхание, Лис-то дышит совсем беззвучно. В полной тишине Лис с трудом поворачивается на бочок, слышно шевеление — он откидывает одеяло. Сотник встревоженно шепчет:

— Лис, что случилось, больно, что ли?

— Не могу спать ночью. Не люблю…

Ярре вздыхает — учитывая, чем занимался последнее время — ночь-самое время для охоты… Видимо, Лис думает о том же самом, говорит:

— Нет, так и раньше было, еще до плена.

Да,до плена, до дикого отчаянного сопротивления, бесконечной голодовки, непрерывной череды нападений и укусов, попытки побега, попытки приручения и снова побега… Сколько прошло, наверное, год. Да, год, если не больше.

— Лис, как получилось, что тебя поймали во второй раз? — сотник срашивает грубо, но внутри что-то замирает-страшно услышать ответ. Вообще, с ним многое страшно. Но либо он ответит ночью, в темноте, когда лица скрыты и нет такого стыда, либо так и будет мучиться от невидимой напасти.

Тихая усмешка в голосе:

— Как я стал таким?

— Лис, я не об этом…

— Да я ушел тогда из города, совсем ушел. Ваши воины и не поняли, что я не человек, выпустили за ворота… Потом вернулся…

— Зачем?

В ответ — молчание…

— Лис, кто были те, что поймали тебя? Ведь ты бешеный был, не давался в руки.

— Не знаю.

Голос странно напряжен, дрожит, словно огонек свечи на ветру, а потом становится грубым и призывающим:

— Сказать, что делали со мной, чтобы сделать таким — не могу, не помню… А вот показать, на что способен — могу уже сейчас. Ты же этого хочешь, об этом спрашиваешь, сотник?

Ярре резко садится на койке, ярость, боль, — все смешалось в тугой комок ненависти. Бить нельзя, но и терпеть такое… Да не нужен ему Лис ни как любовник, ни как постельная утеха. Бешеный, кусачий Лис, отчаянно плакавший от боли, притихавший при виде мисочки с молочком. Воин, взятый в бою. Где ты? Осталась развратная тварь, даже после страшных мучений желающая только одного.

И внезапно вырвавшееся, от ненависти:

— Ты мне не нужен, Лис!

Глухое, глубокое молчание в углу Лиса, тихое шевеление. И ужас осознания-он уже раз грыз себе руки, неужели снова? Сотник резко встает, зажигает лампу, подходит ближе к кровати Лиса, тот стоит на коленях, зубами рвет повязки, дикий взгляд из-под гривы растрепанных рыжих волос, как у зверя на том щите. Ярре не может сдержаться — жесткая пощечина по только зажившему лицу, Лис вздрагивает, но продолжает свое дело. Сотник молча валит его на спину, прижимает к постели, мучительный стон — он не кричит, как в прошлый раз, только отчаянно вцепляется в удерживающие его руки, грызет их, насмерть грызет, если бы не плотные рукава рубахи из полотна, прогрыз бы до глубоких сосудов. Ярре молча удерживает его, не обращая внимания на боль. Пусть теперь он-враг, но врага надо грызть и уничтожать, а не себя, врага надо мучить, врага надо убивать, не себя. Лис очень быстро слабеет, дышит с трудом, движения зубов прекращаются, Ярре вытаскивает руку изо рта Рыжего — не приведи Боги, еще и задохнется впридачу. Лисеныш все труднее и труднее дышит, тело странно содрогается. Боги, да он плачет без слез. Разучился или все уже кончились? Голос Ярре дрогнул:

— Лис, не надо… Я не то хотел сказать… Я не люблю юношей и не желаю твоего тела. Я просто хочу, чтобы ты жил. Просто жил.

Полузадушенный хрип в ответ:

— Да, как тот, что … Которого ты… Как он?

— Нет…

Лис молча извивается под сильными руками, хватает воздух ртом — рыдания беззвучные, но душат по-прежнему. Сотник пугается приступа, не понимает причины и принимает дикое решение-хватает Лиса на руки-мягкое, покорное тело, и выносит в сад. Земля уже ледяная, схвачена первыми заморозками-Боги прокляли эту землю холодом. Ветер ледяной, больно бьет по лицу. Но мороз приводит лисеныша в сознание, дыхание становится ровнее, вздохи глубже-он успокаивается. Ярре босиком, полураздетый, Лисенок накрыт тонким плащом, мерзнут оба, и оба боятся сказать об этом. Рыжий жмется в поисках тепла ближе к груди сотника, глубоко вздыхает, отходя от плача. Сотник тихо спрашивает: