Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

Буря усилилась, пыль забивалась в ноздри и глаза, теперь вовсе ничего не было видно, и Данеска, всецело положившись на Виэльди, точнее на его коня, зажмурилась.

Открыла глаза, только когда услышала:

— Приехали. Слезай.

Она спрыгнула, и Виэльди почти втолкнул ее в конюшню, потом завел лошадей и, навалившись на двери, закрыл их.

Внутри, у входа, покачивалась единственная лампа, колыхаясь от проникающего в щели ветра.

— С ума сошла? — Виэльди встряхнул Данеску за плечи. — Что ты делала в степи ночью?

— Да ничего! — она высвободилась и отошла от него. — Приезжала подруга, а потом ее муж забрал и… Ой, как же они там? Ведь тоже в эту бурю угодили!

— Переждут, — отмахнулся Виэльди и пошел ставить лошадей в стойла. — Расседлай своего.

Данеска кивнула, хотя он уже отвернулся и не видел. Она зажгла еще одну лампу и, встав на цыпочки, подвесила к балке в середине конюшни.

Когда лошади были расседланы, Виэльди с Данеской принялись вытряхивать из волос и одежды пыль и песок.

— Ты плохо воспитала своего коня, раз он такой пугливый, — проворчал Виэльди и опустился на сноп сена у стены. — Удивительно: это меня здесь не было семь лет, но ты… уж должна бы привыкнуть к бурям и не теряться.

— Мне не так часто удавалось и удается рассекать по степи, как тебе, — огрызнулась Данеска. — Я ведь женщина, забыл? А скоро и вовсе… не удастся. — Ну вот! Опять от жалости к себе на глазах слезы выступили. — Я и сейчас недалеко от дома была. Просто с подругой поговорить хотела! Я ее, может, вообще никогда больше не увижу!

Слезы сдержать не удалось. Понять бы еще, из-за чего она плачет: из-за грядущей разлуки с родиной? Из-за резких слов Виэльди? Из-за пережитого испуга? Или пьяный настой виноват?

Она закрыла лицо руками, и тут на голову легла тяжелая ладонь — это Виэльди поднялся и несколько раз погладил по волосам, потом прижал ее к своей груди — по-братски прижал!

— Ну-ну, ладно, успокойся, — сказал он и, приобняв ее за плечи, усадил на сено, сам опустился рядом, но так и не убрал руку. — Нам с тобой повезло… ну или не повезло… родиться детьми каудихо. И вот расплата. Мне ведь тоже выбирать не придется, сама понимаешь. На ком надо будет жениться, на той и женюсь. Увы, таков наш с тобой долг.

— Ты говоришь, как отец! — вскинулась Данеска, и слезы тут же высохли. — Вы, мужчины… Вечно для вас долг, и власть, и слава важнее всего!

Виэльди рассмеялся, но невесело.

— Можно подумать, ты так много знаешь о мужчинах!

— Немного, но достаточно, — Данеска отстранилась от него. — Поэтому знаю, что вы… что вам…

— Ничего ты не знаешь, — отрезал Виэльди. — И ладно. Расскажи лучше: что за подруга? Все равно нам здесь сидеть, пока буря не утихнет.

— Зейниса. Она старше меня почти на четыре года, но мы все равно дружили, виделись почти каждый день. Пока она не вышла замуж за Рейско, племянника главы клана Тиррейта. Но ты ее вряд ли помнишь…

О, напротив, Виэльди помнил ее слишком хорошо, и воспоминания были не из лучших. Он сам в этом виноват…

…Кровь заката окрасила травы багрянцем, и к этому времени он и Сарэнди, юнцы четырнадцати лет, изрядно опьянели: приятель стащил у родителей ячменный настой, причем немало. Когда все выпили, захотелось лихостью друг перед другом похвастать, вот они и устроили скачки наперегонки. Тогда и наткнулись на Зейнису, дочь простого скотовода, собирающую какие-то травы в большой мешок.

— Эй! — крикнул Сарэнди. — Красавица, как твое имя?

— Зейниса, — откликнулась юная девушка — почти девочка, как сейчас Виэльди понимал, — и улыбнулась.

Зря она это сделала: Сарэнди и Виэльди соскочили с коней и подошли к ней.

— Что ты здесь делаешь?

— Травы собираю. Лечебные. У меня бабушка лечить может и меня учит. А вы кто?

— А я сын каудихо! — похвастался Виэльди. — А это мой друг Сарэнди — сын лучшего воина моего отца.

— О! — воскликнула Зейниса и засмущалась.

Румянец так красиво и волнующе окрасил ее щеки, что… они оба голову потеряли.

Сначала Сарэнди дернул ее на себя, облапил ягодицы, не обращая внимания на крики и сопротивление, потом Виэльди неумелыми руками принялся щупать девичью грудь, гладить Зейнису по спине, талии и бедрам, одновременно стягивая с нее платье. Он приспустил ее штаны, пошарил пальцами во влажной, вожделенной промежности… Девушка закричала, ее крик отозвался жаром в паху. Хотелось еще и еще, и даже больше…

Зейниса вырвалась чудом — они даже не поняли, как. Полуголая, она побежала прочь, но могла ли убежать от всадников? Нет! Они, два пьяных юнца, вскочили на коней и принялись загонять «добычу». Это было весело, они смеялись, подбадривая друг друга. Благо, ей повезло — им тоже: двор Зейнисы оказался рядом и, завидев жилье, они не осмелились дальше ее преследовать. Зато потом хвастались друг перед другом, кто чего увидел и чего потрогал. Ну не дураки ли?!

Утром к каудихо явился разгневанный отец Зейнисы вместе с перепуганной дочерью. Она шла с низко опущенной головой, скрывая глаза за волосами. Виэльди не слышал, о чем говорили два отца, но что сейчас ему не поздоровится, догадался сразу — и не ошибся.

Каудихо подманил его пальцем. Виэльди только приблизился — и тут же упал, сраженный мощным кулаком Андио Каммейры. Захлебываясь от крови во рту, попытался подняться, но не получилось. Отец помог, если можно так сказать — поставил его на ноги, вздернув за волосы. Конечно, это было лишь начало.

Каудихо велел снять рубаху, а когда Виэльди послушался, то привязал его к столбу у конюшни и взял прут, каким обычно секли провинившихся рабов. Нет, он не стал бить сына сам, а вручил хворостину оскорбленному отцу Зейнисы. Тот, разумеется, отходил Виэльди так, что следы от прута до сих видны, если присмотреться. Когда все начиналось, Виэльди обещал себе не кричать, даже не стонать. Куда там! Вопил, как резаный баран! Казалось, это никогда не закончится. Сознание начало угасать, в глазах потемнело, и тогда, будто сквозь туман, раздался голос каудихо:

— Ну ладно, будет. Мой сын, конечно, засранец, но убивать его все же не стоит.

Андио Каммейра не отвязал его: так и оставил, окровавленного, у столба. Сколько он там простоял? Сутки, месяцы, годы? Как не потерял сознание? Хотя лучше бы потерял… Когда веревки на руках наконец разрезали, Виэльди мешком рухнул на землю и непроизвольно глянул на небо: оказывается, солнце еще и до зенита не добралось.

— Ну все, сын, все, вставай, — бормотал отец, поднимая его. — Идем.

Идти Виэльди не мог, и Андио Каммейра втащил его в дом едва ли не на руках.

Дальше был плач матери — да осенит ее в подземном царстве крыло Ворона! — примочки, мази, и последующий разговор с отцом.