Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

Отец. Ничуть не изменился. Просто в детстве и отрочестве Виэльди не знал его настоящего, видел лишь… отца? То сурового, то доброго, то разгневанного, то нежного. Справедливого и мудрого. Он и сейчас такой: и справедливый, и мудрый, и добрый, и отец.

Но еще он каудихо, и его куда больше заботит благо клана и талмеридов, чем счастье родных детей.

[1]Аргал — сухой помет скота, употребляемый как топливо.

Вторая мать сидела на полу и выглядела измученной: посеревшее лицо, красные веки, опустошенный взгляд. И все из-за непослушной дочери. В груди Данески зашевелилась совесть, змеиными кольцами оплела душу и сдавила сердце.

Бедная Азари. Уже полдень, а она, похоже, и не ложилась. Когда вообще в последний раз спала? Зато Данеска, как назло, чувствует себя отдохнувшей и бодрой, хотя после всего случившегося должна бы терзаться стыдом и мучиться от бессонницы. А она даже не помнит, как добралась домой и уснула.

— Вторая мама… Прости меня, пожалуйста.

Азари вскинула воспаленные глаза и осипшим голосом спросила:

— Зачем ты со мной так жестока, девонька?

— Ну прости! — Данеска упала на колени рядом с нянькой, обняла ее, спрятала лицо в худой груди. — Я не могла иначе! Но теперь сама жалею… Ох, знала бы ты, как жалею!

Азари ее будто не слышала и продолжала причитать:

— Я так беспокоилась, места себе не находила. А потом… потом, когда господин Виэльди тебя на руках принес, больную, у меня чуть сердце от испуга не остановилось!

— Больную? — Данеска отстранилась и нахмурилась. — Ничего не помню…

— Конечно не помнишь, — вздохнула вторая мать. — Почти до утра тебя лихорадило, потом ты уснула. Ну, хоть сейчас в себя пришла… Вид у тебя здоровый. Странно даже: от хвори так быстро не излечиваются.

Данеска подняла Азари, усадила на свое ложе, сама присела рядом и прильнула к ее плечу.

— Не было хвори. От смятения все это, от тревоги, усталости… Я такого страха натерпелась!

— Еще бы! — прикрикнула Азари. — Додумалась: в одиночку на праздник уехать! В пути что угодно могло случиться!

Данеска изогнула брови и отсела от няньки.

— Откуда ты знаешь, где я была?

— А чего тут знать? — вторая мать схватила прядь ее волос, потрясла, и застучали бусины.

— Ой! — Данеска вскочила, прижала руки к щекам. Какая она глупая! Нужно было сразу, как уехала с праздника, снять все распроклятые бусины! Хотя… не до них тогда было, совсем не до них. — Отец уже вернулся?

— Еще утром. Сразу же вместе с твоим братом в покоях закрылся. Долго они там просидели, а сейчас туда ушли, — Азари махнула рукой за окно, — на конях носиться и мечами махать.

— Ты мне поможешь, милая нянюшка? Нужно быстрее выплести бусины, пока отец не увидел. И ты ничего ему не скажешь, правда? Я ведь сама уже пожалела, и больше никогда не сбегу, ни разу! Хочешь, поклянусь?

— Что мне твои клятвы, — проворчала Азари, поднялась, кряхтя, и ловкими пальцами начала расплетать косы Данески. — Каудихо я ничего пока не говорила, да и не придется ничего говорить. Господин Виэльди, наверное, уже все рассказал или расскажет. Он вчера был очень, очень зол на меня…

Вторая мать расплела уже половину кос, Данеска все еще возилась с третьей, но бросила и ее: руки опустились и задрожали.

— Не на тебя он был зол, а на… Ладно, неважно. Виэльди не выдаст.

— Откуда эта уверенность? Вы же с ним, можно сказать, едва знакомы. Когда в последний раз виделись?

— Давно… И все равно он не выдаст, поверь.

Наконец волосы были расплетены, бусы собраны в мешочек и запрятаны в сундук, стоявший подле бронзового зеркала. Теперь нужно вплести другие — синие и зеленые, переодеться, а потом… Что «потом» Данеска не знала. Выходить из дома страшно, вдруг она наткнется на Виэльди — как смотреть ему в глаза? — но сидеть в покоях вечно тоже не получится.

— Доченька, поделись, что случилось? У меня душа за тебя болит.

Данеска покачала головой и прошептала:

— Не спрашивай, вторая мама. Иначе мне придется солгать, а я не хочу.

— Неужели все так страшно?

— Не волнуйся. Просто я поняла, что моя воля ничего не значит, духи все решили за меня. И я уеду в Империю, и выйду замуж за наследника, и не стану противиться. Отец будет доволен.

— Не печалься, родная. Может, тебе еще понравится твой муж?

— Может… — из груди вырвался обреченный вздох.

На улицу Данеска все же вышла, но зря с тыльной стороны дома — стоило открыть дверь, и она наткнулась взглядом на отца и брата. А ведь вторая мать предупреждала, что те развлекаются скачками и поединком. Как Данеска могла забыть?

Нет, хватит себя обманывать: ничего она не забыла, просто в глубине души хотела увидеть Виэльди хоть краем глаза, и это желание, смутное, едва осознаваемое, оказалось сильнее и стыда, и доводов разума.

Два всадника, обнаженные по пояс, гоняли коней по широкому кругу вдали от дома. Не сбавляя галопа, спрыгивали с них и снова запрыгивали, менялись лошадьми друг с другом и то вставали на их спины, то сползали под брюхо и снова возвращались в седло. Красавцы! Что отец, что сын. Волей неволей залюбуешься!

Под блестящей от пота кожей Виэльди перекатывались мышцы, от напряжения проступали жилы на шее и руках, развевались волосы, а ловкие отточенные движения завораживали взгляд.

Вот отец что-то крикнул, а Виэльди рассмеялся, сверкнув зубами, мотнул головой, и тяжелые угольно-черные пряди хлестнули его по лицу. Дальше он поднял коня на дыбы и снова бросился вскачь.

Тьфу! Что она делает? Зачем смотрит?

Данеска хотела развернуться и зайти в дом, но тут отец ее заметил, приостановил коня и крикнул:

— Дочь! Иди к нам! Из луков постреляем!

Тут и Виэльди осадил лошадь, глянул на Данеску — и сразу отвернулся.

— Давай-давай! — снова позвал Андио Каммейра. — Иди сюда!

— Да… — пробормотала она. — Только за луком схожу…

— Что?!

Данеска сложила руки возле рта и прокричала:

— Да! Только за луком схожу!

Надо бы отказаться, но это будет подозрительно, отец не поймет, ведь она всегда любила стрелять и никогда, ни разу от этого не отказывалась.

Ладно, она справится: главное при этом не смотреть на Виэльди. Или смотреть на него, как на брата. Рано или поздно этому придется научиться, так почему бы не начать сегодня?

Два молодых воина установили скрученные из соломы мишени и присоединились к тренировке. Виэльди не сразу узнал в них друзей детства. Лишь когда поймал на себе заинтересованные и чуть обиженные взгляды, внимательнее присмотрелся к смутно знакомым лицам. Да это же Имидио и Сарэнди! Некогда они день-деньской проводили вместе. Сколько было игр и шалостей, ссор и споров, совместных упражнений и выездов в степь на охоту!