Александр Змушко - Под ногами троллей

Трампфлер выразительно покачал головой.

— Так и пришлось плыть с королём Эдвардом на Ближние острова, оттуда — на Недалёкие, а с них на Далёкие — да разве их и упомнишь! Одно утешение — король из Эдварда неплохой, с друзьями мягкий и сердечный, а уж в лютой сече — суровее воина не найти! Видала бы ты, как он крошил этих троллей! Вообще-то, не людскому это разумению, чтобы с войной на троллей идти.

— Это почему же? — полюбопытствовала Аррен.

— Как почему? Да потому! — фыркнул барсук. — Тролль, он в поперёк себя шире, а в высоту — с двухэтажный дом. И вот прёт на тебя этакая громадина! Да ему ваши клинки — что тебе зубочистки. Однако же, — тут он замялся, — есть в нездешних королях что-то такое… отчего всё им удаётся, и в доспехах тролля они прореху найдут, и супротив дракона не боязно им выйти. Конечно, ко всему этому, неприлично сказать, везению, потребна смелость да отвага, а порой и форменное сумасшествие, однако…

Тут он понизил голос.

— Не иначе как хранит их само дыхание Золотого Льва.

В этот миг что-то кольнуло в груди у Аррен.

— Золотого Льва? — переспросила она.

— А как же! — воскликнул барсук. — Хранитель Дома Четырёх, великий Золотой Лев, повелитель Земель Нездешних. Кто, как не он красуется на стяге Короля Эдварда?

«И впрямь, — подумала Аррен, — ведь Лев — геральдический знак Царства. По легенде, он берёг Первых Людей, когда они пришли из-за Моря».

Тем временем число шатров уменьшалось — они исчезали, как исчезают из травы цветы, сорванные пылкой рукой влюблённого. Поначалу гномы выдёргивали колышки, затем фавны сворачивали ткань и, наконец, бобры перевязывали её верёвками.

— Что происходит? — спросила Аррен у барсука.

— Вестимо, — сказал тот. — Нет нужды Королю Эдварду тут задерживаться: следует ему плыть на Большие острова, там подлечить дружину, дождаться царственного брата Освальда — и повернуть на север, чтобы выбить пиратов из Моря Гроз.

Аррен обернулась: громадные корабли покачивались на якоре, чуть поодаль от берега. Их носы украшали драконы, полосатые паруса были свёрнуты, а на флагах скалился Золотой Лев. Они походили на настоящие плавучие горы — совсем непохожие на те скорлупки, на которых уходил в плавание её отец или Боргольд.

— Эд раздаёт последние указания, — доверительно сообщил ей барсук. — Тяжко раненые останутся у вас, а прочие поплывут с нами. Он набирает всех желающих — отряд его сильно поредел. Так что юноши из рыбацких деревень ныне могут попасть на корабль Короля — а там, глядишь, дослужиться и до рыцарства. Небольшое поместье в Зелёных лугах — плохо ли, а?

В груди у Аррен опять что-то ёкнуло.

— А девушки, — спросила она. — Берёт ли он девушек?

Барсук посмотрел на неё, и полосатые брови поползли на полосатый лоб.

— Ну-у… — медленно и растерянно пробормотал он. — Говорят, в далёкой древности, ещё до Пришествия Людей, предки наши жили в стране, где на креслах Властительного Града сидело два короля и две королевы; и вступали они в битву, когда враг был силён, а поражение — близким.

Барсук помялся.

— Король Освальд — тот отказал бы сразу. Но король Эд — чтит древние обычаи, хотя они и похожи на сказки.

Аррен нервно рассмеялась.

— Ты и сам похож на сказку, мой маленький друг, — неожиданно сказала она.

Трампфлер оскорбился.

— Я не так уж и мал! Вечно вы, люди, меряете всё великаньими мерками… А впрочем, — он перебил сам себя. — Смотри-ка, Эд возвращается! Небось углядел вас в кресле, вот неугомонный! Вот вам и шанс — у царственного оболтуса мягкое сердце, не посмеет вам отказать! Чуть что, я скажу — вам нужен мотив для лечения!

— Спасибо, мой дорогой друг, — искренне сказала Аррен, и наклонилась, чтобы поцеловать барсука в нос.

Тем временем Эдвард и впрямь приближался — ныне это был не тот великовозрастной шалопай, каким его запомнила девочка вчера в шатре. Синяк замаскировали пудрой, но главное — он сидел на коне прямо и горделиво, и твердо правил уверенной рукой. Волосы в лучах июньского солнца горели, как огонь. На нём была царская мантия и богато расшитый камзол; меч приторочен к седлу.

Осадив коня, он спрыгнул на траву и легонько поклонился Аррен.

— Рад видеть вас, прекрасная леди. Могу ли я поздравить вас с выздоровлением?

Наверное, Аррен, залилась бы румянцем, как маков цвет — но уж больно она была бледна. Во всяком случае, щёки её порозовели. Она привстала и неловко поклонилась.

— Эй, эй, не гони лебедей, — добродушно заворчал барсук. — Слышишь, Эд, ты бы её так не пугал — гостья-то ещё не вполне оправилась.

— Ужель я не могу сказать прекрасной даме, что красота её подобна звёздам над холмами? — возмутился король и тут же рассмеялся. — Да, да. Ты прав, как всегда, дружище барсук. Должно быть, Лев наделил ваш народ особенной мудростью — иначе, почему я, рано или поздно, соглашаюсь с тобой?

— Думаю, Лев не наделил нас торопливостью, — буркнул Трампфлер, но было видно, что он польщён (хотя и сложно представить эмоции на мордашке барсука — но уверяю вас, они там были).

Аррен вновь зарделась:

— Увы, я стою перед вами в пижаме…

— Какие пустяки! — воскликнул король. — Не стоит и речи. Вам подыщут одежду.

И в этот миг тень пробежала по его лицу.

— Мы скоро уплываем…

Барсук легонько пихнул ногу Аррен. Но, прежде чем она успела что-то сказать, Король помрачнел ещё больше — омрачившая его лицо тучка превратилась в грозовую тучу.

— Прости меня, прекрасная незнакомка, но человек, которого ты обнимала на Кладбище Троллей, мёртв. Ты не вполне здорова, но я не вправе более скрывать эту скорбную весть. Он получил ужасную рану — и прожил едва ли долго. Я думаю, он спас тебя, ценой собственной жизни, а потому мы похоронили его с почестями, у холма Старой Груши.

Сердце Аррен ёкнуло и провалилось во мрак.

И в этом мраке оно замерзло и рассыпалось на тысячу осколков. То, что случилось, предстало перед её внутренним взором — она увидела это столь же ясно, как белую гриву королевского скакуна.

— Простите, мой государь, — с трудом узнала она свой голос. — Это я, и лишь я повинна в его смерти. Казните меня.

Собравшиеся на лугу потом говорили, что Король долго молчал. Наконец, он снял с себя плащ, свернул, подложил на траву, уселся на него, и попросил рассказать ему всю историю. Поначалу молчала и Аррен — с лица её отхлынула кровь, в нём не было ни кровинки. Спустя долгое время, она стала рассказывать — и надолго запомнили эту историю — и барсуки и кентавры, и гномы, чтобы пересказывать её долгими зимними вечерами — подросшим жеребятам или дочерям в Подгорных Чертогах.

Когда Аррен закончила, солнце склонилось к закату, и все шатры исчезли с луга.

Выслушал её Король, поднялся он, и объявил свою волю.