Александр Змушко - Под ногами троллей

— Откуда он? — шёпотом спросила она у Пьерша, когда они любовались морем.

Солнце поднялось высоко, оно превратило волны в сапфир — каждый, кто был на море, знает, что погожим днём оно похоже на неспокойную, живую драгоценность, разлитую в круглой чаше горизонта — от края до края.

— Фошвард из Островов Зимних, — сказал Пьерш. — Он был там одним из князей — хёвдингов, по-ихнему. Но затем его прокляла ведьма, которую он отверг, его невеста погибла, людей перебили в бою у стен Вирденгарда.

Аррен в изумлении взглянула на Фоша.

Неужто такой человек мог плавать на торговом корабле, под началом Боргольда? Северянин стоял у штурвала; его плечи были широко расправлены, а иссечённое шрамами лицо непроницаемо. На миг — лишь на миг! — Аррен почудилась в его взгляде боль: от неё он словно помолодел.

— Но почему… — спросила она, — почему… — не в силах подобрать слов.

Пьерш задумчиво ущипнул себя за ус.

— Никто не знает, — признался он. — Но ходят слухи, что сама Владычица Моря явилась к нему, и пообещала, что приготовит для его возлюбленной лучшие покои в Подводном Царстве, если он придёт на корабль Боргольда.

Пьерш помолчал.

— Говорят, Фош бросился тогда с самой высокой скалы — в пучину, что поглотила его Арвьегьяэл. Ни кубки вина, ни пьянящая утеха бранного пира, ни ласки дев молодых — ничто не радовало его. Хотел он быть вместе со своей Гьяви. И тогда, в глубине, посреди густой синей пустоты, пришла к нему Она.

Голос моряка стал напевным, словно он рассказывал одну из полузабытых Саг.

— И была она прекрасна, как сон, и бестелесна, словно рассвет. Сотканная из морских течений, с ожерельем из жемчужин, с волосами цвета зелёной холодной воды, она предстала перед ним, и взяла его на свою ладонь.

«Довольно скорби, — сказала она. — Я знаю, куда ты стремишься, старый моряк, но прошу тебя, повремени. Дозволь мне пронести тебя ещё немного, на своей груди, в мире, где светит солнце, пока не истечёт срок — я обещаю, что позабочусь о твоей Гьяви».

И долго Фошвард смотрел на неё.

«Гьяви со мной, — сказала ему Владычица Морская. — Во дворце с башнями из коралла и перламутра, где мурены щиплют водоросли с колонн из порфира, а крабы украшают собой пилястры, ждёт тебя она».

«Тогда к чему это всё? — спросил её Фошвард. — Дозволь же холоду пучин войти в моё сердце, где рыбы сожрут моё брюхо, а кораллы прорастут через рёбра. Дозволь мне опуститься на дно, и увидеть, что я потерял».

«Не вышли ещё Сроки, и не исполнилось, что суждено, — сказала ему королева. — Гьяви просит тебя подождать».

«Я буду ждать вечность, коль таково её желание, — ответил Фош. — Но скажи мне, о Повелительница Рыб и Королева Морских Чудовищ, чего мне ждать?»

«Отныне твоей возлюбленной открыты пути земные, что в иных верованиях зовутся дорогой дхармы, нитями Мойры или пряжею Норн, — ответила ему Владычица. — Достойно ли воину отказываться от брани? Великодушно ли мужчине отказываться от долга? Не все дела земные завершены, не всё ещё избыто. Но, коль будет на это воля твоя — сегодня же опустишься на дно».

«Во имя Гьяви, — ответил Фошвард. — Я буду ждать».

Более месяца он пробыл под водой — и вот нашли его на песке у речки Среброюжной. Море вынесло его на берег нежно, словно давнего любовника; уложило на песок во время прилива и покинуло во время отлива. Его нашёл Дженкинс, племянник Боргольда; мы перенесли его в особняк и там выхаживали — почти месяц.

Пьерш покачал головой.

— Непостижимо, как он вообще выжил: его перенесло течением от самого острова Скального до Зелёных Островов. И всё рассказывал в бреду про свою Гьяви и Владычицу, что подобна буре и подобна штилю — и нет для неё описания на языках земных.

Наконец, он замолчал и посмотрел на келарденку.

И тут же рассмеялся.

— Рот закрой, — посоветовал он. — Чайка залетит.

Аррен обиженно потупилась.

— Ну, ей-боги, — мягко попенял он ей. — Наша новоиспечённая юнга, если будешь верить во всё подряд, недолго ты проходишь в Море! На Островах полным-полно чуднейших баек, а моряки — первейшие привиралы.

И Аррен, залившись краской, кивнула — а ведь история казалась ей такой чудесной!

Как она могла быть такой легковерной!

Но затем вдруг вспомнила лицо Фоша; и боль, что сделала его на миг молодым — и вдруг усомнилась, а была ли это просто байка? Моряк и впрямь напоминал корабль, который морем выкинуло на берег: со скользким, тёмным днищем, обросшим густой бахромой водорослей и струпьями ракушек.

А жизнь тем временем бурлила вокруг неё.

— А я вот навещал тётку Хлою…

— Красное вино удалось в этом сезоне…

— Скоро полюбуемся на морских девок!

Обрывки разговоров долетали до Аррен. Корабль жил — своей особенной, вольной жизнью, так непохожей на жизнь на берегу. Он всегда был наполнен какими-то звуками: поскрипыванием и треском, хлопаньем ткани, стоном натруженной лебёдки. И даже ночью в нём не было тишины — в корабельном дереве тихонько пели сверчки.

«Тихий корабль — мёртвый корабль».

Слова отца сами возникли в памяти.

Даже у кораблей был отмеренный им Судьбою срок.

Аррен знала — порой корабли уставали настолько, что их настигала ветхая, беспощадная старость. Они ломали киль, или дряхлели настолько, что пересекать моря на них было опасно. В Королевстве корабли отпускали в Море: подводили их к океаническим течениям, и покидали — на шлюпках. И корабли устремлялись — в основном, на восток: туда, где, по преданиям, лежала Страна Золотого Льва. Порой им ставили паруса — и корабли уходили к самому Краю Мира, исчезали за гранью горизонта.

Ходило поверье, что, если душа у корабля была отягощённая, чёрная — то он долго не мог пойти ко дну, и скитался по морям и проливам угрюмым призраком; и на призраке танцевали под завывающую музыку ветра скелеты, и мертвецы вели корабль из одной грозовой бури в другую. Если же корабль прожил достойную мореходную жизнь — то такие суда устремлялись прямиком на Восток, дабы вместе с бесконечными потоками сине-зеленой воды перевалиться через край мира и исчезнуть в радугах Последних Водопадов.

А ещё, говорили про Кладбища Кораблей — обширные мелководья, где множество барк, военных кораблей, торговых пинотов и дромонов нашли свой последний приют. Порой мачты этих упокоившихся на илистом морском ложе великанов торчали над поверхностью воды; корабельные кладбища могли тянуться десятки миль — словно чудодейные острова, они были населены.

К примеру, Осьминожий Погост был заселён потомками пиратов, что однажды сели на мель у Кайманового Протока вместе с целым трюмом чернокожих невольниц; их дети, шоколадно-коричневые, воинственные и надменные, торговали сокровищами с затонувших галер, искали раковины на дне, мародёрствовали и порой даже нападали на проходящие мимо судна — на небольших джонках. А вот Деревянный Остров у островов Кокоса населяли мирные раскосые дикари; они семьями жили прямиком в каютах, продавали безделушки, рыбачили, варили знаменитые супы из кальмаров и даже устроили на Кладбище небольшой ежегодный базар.