Александр Змушко - Под ногами троллей

А вот это — Лев.

Лев был громадный и величавый; и казалось, он чем-то опечален.

При взгляде на него Аррен почудилось, что она должна что-то вспомнить — но что именно, она так и не поняла.

Наконец, они преодолели базальтовый зверинец… и в мгновение ока оказались в джунглях. Ну, это были не совсем такие джунгли, как на Влажных островах, где лианы переплетаются со стволами пальм, а пёстрые цветы размером с тыкву растут на ветвях деревьев. Нет; и всё-таки джунгли были самые натуральные.

Громадные замшелые деревья росли куда угодно, но только не вверх; папоротники были выше девочки, плющ обвивал самшит и граб; ноги погружалась в мох едва ли не по колено. Почва была влажная, раскисшая, она хлюпала, чавкала, то и дело норовила провалиться вниз, обнаружив хитроумную каверну.

Тропы как таковой не было — приходилось то прыгать с камня на камень, то брести по колено в грязи. Из ветвей то и дело вспархивали пёстрые птицы; из-под ног разбегались лягушки, и ящерицы. Стрекозы были размером с зимородка; жуки не мельче жабы вальяжно восседали на камнях.

Повсюду висела роса — блестящая, как крохотные лунные камни.

И вдруг тропа всё же появилась — она вилась по склону тропы, ютилась между валунами, терялась в зарослях плюща и выныривала между двух согбенных дубов, давно почивших (только их скелеты, заросшие плесенью и лишайником, обрамляли «инфернальный» вход).

Они прошли между ними…

…И вот тогда-то у Аррен захватило дух.

Они стояли на вершине горы, а под ними — простирался остров.

Он был не таким уж и большим — скалы, похожие на зубы, обрамляли его по краю, а в середине — тянулась узкая долина. Почва окончательно набрякла влагой — и Аррен понимала почему: из расселины в двадцати футах от неё, со свистом и рёвом, вырывался сверкающий поток. Он обрушивался вниз, поднимая тучу мелкой водяной пыли — она повисала в воздухе, словно облака.

И там, спустя добрую сотню метров, поток разбивался о каменные зубы.

Над водопадом стояла радуга.

Слёзы брызнули у Аррен из глаз.

Это было так прекрасно — что невозможно рассказать.

Она никогда не видела ничего, кроме своего острова. Кроме моря, и неба, и луговых равнин, и поймы реки, и меловых взгорий. А это — было совсем другое: скалы, опасные и хищные, не то, что пологие холмы Келардена; реки буйные и безумные, ни в какое сравнение не шли с тихой, ласковой Быстроюжной.

— И водица здесь, — вдруг непонятно почему сказал Фошвард, — сладкая, как поцелуи южанки.

— Вы привели меня посмотреть? — шепнула она, и он скрыл улыбку в бороде.

Спускались они тем же путём.

Под конец, изгваздались в грязи не хуже воробьёв — когда те купаются в лужах, а потом обсыхают на солнышке. Впрочем, была от этого и кой-какая польза: комарья над ними стало виться меньше. Их сопровождал оглушительный хор лягушек, хотя ни одной они не видели; громадные стрекозы всё так же блестели слюдой на солнце.

Ноги Аррен по колено стали мокрыми, грязь затекала в сапоги; а руки — все исцарапаны. Теперь они спускались вниз, порой скользя на камнях и невольно срывая со склонов «подушки» мха. Аррен как-то попыталась ухватиться за плющ, но только порезалась; потом едва не повернула ногу; и, наконец, очутилась у Каменных Зверей.

И тогда услышала голоса.

Услышали и другие. Моряки помрачнели.

Матросы «Клыка» сгрудились за каменным «драконом» и выглянули на пляж.

И вот что они увидели.

Возле лодки собралось пятеро мужчин. Вид у них был довольно странный: роскошь в одежде соседствовала с нищетой. У одного на плечи был накинут рваный плащ — а под ним, богатое блио; у другого — золотая цепь на изорванной рубахе. Все они были с оружием — одна сабля, один ятаган и три коротких меча. Лица у них были на редкость отталкивающими; и выглядели они очень, очень опасными.

— О, дьяволы! — шепнул Жувр. — Они нам лодку подпортить хотят.

— Нас шестеро, — буркнул Фошвард, — а их пятеро. Я узнаю вон того, рыжего. Это пираты Бройда. Порубим их на ведьмино дерьмо.

То, что произошло дальше, запомнилось Аррен навсегда.

Моряки молча, обнажив клинки, без угроз и жалоб, вышли из-за камней; пираты увидели их, и тоже потянули из ножен оружие. И началась резня, которую можно было бы назвать даже бойней: настолько жуткой, изуверской она была.

Матросы Боргольда отчаянно сражались. Аррен как-то ожидала по услышанным в детстве песням, что обе стороны будут сыпать оскорблениями или боевыми кличами; но ничего подобного не было. Только скрип гальки под ногами, сиплое дыхание, редкие вскрики или сдавленные проклятия. Всё это было очень страшно, до боли в животе страшно — и до тошноты по-настоящему.

Она вжалась в покрытый ракушками валун. Сердце билось беспорядочно, то вздрагивая, то замирая; внутренности скрутились узлом. Один из нападавших рухнул прямо рядом с ней: живот вспорот, пальцы скребут по базальту, глаза выпучены. Аррен отчаянно пыталась не смотреть на вывалившиеся сизоватые кишки; в горле пересохло, она задыхалась, словно рыба, выброшенная на берег. Девочка вцепилась в камень так, что разодрала ладони до крови; ноги были ватными. Она хотела убежать — и не могла.

— Аааа!

А затем рядом с ней появился здоровенный флибустьер, настоящий великан: пузо почти как у тётушки Фавры, пуговицы отлетели — расходится заляпанный кровью кафтан; борода всклокочена, лицо жёсткое и страшное.

В руках у него был меч.

Он на мгновение заслонил ей солнце — и в отчётливом, ослепляющем прозрении девочка поняла — он её убьёт. Его не остановит ни то, что она ребёнок, ни её беспомощность — в этой битве не было ни чести, ни благородства, ни сострадания.

И тогда с отчаянным вскриком, словно зверёныш, Аррен кинулась вперёд и боднула его головой в пузо. И отлетела — оглушённая: его локоть задел её висок. Великан покачнулся; солнце окрасило его блёклые волосы зловещим ореолом.

И в тот же миг Аррен увидела самое страшное зрелище в своей жизни: его глотка вдруг раскрылась, и оттуда брызнул пурпурный, яркий фонтан. Кровь попала на неё, она оросила валун и камни. Меч выпал у пирата из руки; он на миг поднёс ладони к горлу, словно пытаясь закрыть рану — и повалился на бок, нелепо, подломив ноги.

За ним стоял Керс — один из матросов Боргольда.

Его клинок был красным.

Он бросил на Аррен мрачный взгляд — не сказал ничего, не ободрил, не кивнул — и бросился опять в схватку.

А она не могла не смотреть.

Зрелище было страшным.

Торговцы и флибустьеры дрались вовсе не так, как дерутся рыцари на турнирах, или мальчишки на деревянных мечах. Уж Аррен-то знала: когда держишь в руках палку, олицетворяющую клинок, главное не попасть противнику в голову, не выбить глаз. Ведь в конце концов, это всего лишь твой приятель из Косого переулка…