Александр Змушко - Под ногами троллей

А вот и оружие — копья, клинки, доспехи — хищно поблёскивали из угла.

Хотя «Клык Льва» и считался мирным торговым кораблём, но без оружия в Море никогда не выходил ни один здравомыслящий моряк. Личное оружие наверняка хранилось в кубрике, ну и там, по каютам, а здесь лежало ничейное — запасное.

У входа, зацепленный за крюк, висел старинный фонарь; в нём теплился крохотный огонёк. Ещё один фонарь висел в конце трюма. В этом полумраке собранные внутри сокровища казались таинственными, притаившимися.

Обёрнутые в мягкие пледы, почивали амфоры — такого вина не делали в Келардене, это было восточное. Трюм был не слишком высоким и не слишком широким; и всё же, среди всего этого нагромождения вещей, тюков, ящиков и бочек легко было заблудиться, как в лабиринте. Аррен подумала, что здесь можно спрятаться, и никто её вовек не найдёт.

А ещё — здесь явственно ощущалось само присутствие кеча: как будто она забралась через глотку и оказалось в самом брюхе у Льва. Могучее, спокойное, вдохновляющее.

— Я доверяю тебе, — вдруг сказала в пустоту Аррен. — Я верю тебе. Неси меня.

Кухня — она же камбуз — была довольно просторной; как раз, чтобы вместить матросов. Посередине стоял длиннющий стол; моряки сидели на лавках, просунув под столешницу ноги. Комната освещалась раскачивающимися под потолком лампами, отчего тени метались, туда-сюда, как ошалелые.

Кухня была отделана просто роскошно; не хуже, чем на иных кораблях кают-компания. Стены с мозаикой из красного и чёрного дерева; надраенные до блеска бронзовые детали; картины на стенах — красивые и наверняка дорогущие; уж всяко не каждый может их себе позволить. А изображено на картинах было море: море, море, сплошное море. Порой с парусниками, порой без; иногда у берегов, иногда — бескрайнее, ограниченное лишь рамкой. Жемчужно-розовое в лучах рассвета; седое, злобное, в брехливой буре. Картин было с десяток: стоило посмотреть на одну, как тут же вспомнился дикий гул ветра, который летел и завывал на лету, будто бешенный гончий пёс; а переведешь взгляд на другую — и вспоминалась тёплая, ласковая вода у бухты, которая, словно парным молоком, окутывает ноги.

Сразу было заметно, что камбуз — место для матросов «Клыка» особое, а обеденная церемония — нечто вроде священнодействия.

Она уселась рядом с матросами, робко поджав ноги; и тут же пред ней поставили совершенно невообразимое блюдо — должно быть, печёное мясо, с зелёным горошком, с несколькими ломтиками лимона, с тремя густо-бирюзовыми перышками лука, с ароматной подливой…

У неё тут же потекли слюнки — сколько времени она уже не ела?

— Ешь, — ласково сказал кто-то за спиной, и она даже не видела этого человека, только слышала его приятный, скрипучий (будто несмазанный) голос, ощущала его аромат — аромат кухни и всевозможных чужедальних специй.

От него пахло и кардамоном, и гвоздикой, и перцем (причём сразу же и чёрным и красным), и апельсинами, и луком, и сладкой пастилой. И, не в силах обернуться, Аррен и впрямь стала есть — помогая себе аккуратной вилочкой и ножом. Она вспомнила свои дни, когда жила впроголодь, зачастую вообще не приходя домой; и слёзы сами собой потекли по щекам.

Но она решительно утерла их рукавом — нет, здесь, в Море, она не будет плакать.

А потом перед ней поставили стакан вкуснейшего клюквенного компота, а потом подали десерт — и Аррен всё-таки плакала, закрыв лицо руками — но никто ей ничего не сказал.

А потом, наконец, она потихоньку осмелела, и стала присматриваться к сидящим за столом. Матросы «Клыка» были разными, и такими диковинными, словно Боргольд подбирал их по принципу наибольшей непохожести друг на друга. Вот уже знакомый ей щёголь из дома капитана; он изысканно накалывал ломтики мяса на зубцы вилки и возмущённо размахивал или перед лицом кряжистого, какого-то скособоченного мужичка. Растревоженное таким образом угощение слетало со столового прибора и аккуратно приземлялось у кого-нибудь на лбу или на плече. Одни отчаянно ругались на бестолкового франта, а другие с философским видом отправляли мясо в рот, и оно оканчивало свой скорбный жизненный путь в крепких матросских желудках.

Вот сам капитан — он внушал Аррен такую робость, что она боялась на него даже смотреть. В чуть вытертом бархатном кафтане, щегольской рубахе, пенящейся кружевами у горла, с запонками в форме серебряных жаб… Он орудовал ножом и вилкой быстро и ловко, и в то же время — неторопливо, запивая большие порции мяса кроваво-красным вином из бокала.

Вот тот громадный, рыжебородый верзила, что спас её от толпы на пристани; едва Аррен посмотрела на него, как запомнившийся ей щёголь оскорблено тыкнул в его сторону вилкой.

— Фош! Ты хоть и штурман, но, во имя благого Льва! Ты ничерташеньки не понимаешь в обычаях Пряных Островов!

— Если хочешь себе чёрную жену, так и скажи, — усмехнулся бородач.

— А ты что думаешь, Жувр? — повернулся франт к другому, тому самому крайне неприятному матросу, что отводил её вчера на ночлег.

— Я думаю, что мясо очень вкусное, — мрачно буркнул тот. — Ларс отлично приготовил его, а вы оскорбляете его беседой.

— Ха! — сказал пижон. — Какая чушь! Да Ларс и сам большой охотник поболтать!

А потом подали новые блюда и новые порции; и Аррен совсем перестала слушать. В том, как готовили на борту «Клыка», было что-то чудодейственное; изголодавшаяся девочка целиком погрузилась в мир этого маленького кулинарного колдовства.

А вечером её ждало ещё одно потрясение.

Она вышла на палубу, подышать свежим ветром; да и что там, греха таить — ей хотелось припомнить разговор с Къером. Хоть он и ушёл, и обещал, что более не вернётся, его тень, его голос, его присутствие будто ощущались в плеске пены, в поскрипывании канатов и гулком хлопанье парусов. Солнце садилось в море, медно-алой монетой, разливая чайного цвета полосу в морском просторе.

«Неужто ты и впрямь отправился со мной?» — шепнула она, и закусила губу, ибо в глазах снова выступили слёзы.

Но ответа не было — только ветер играл её волосами, да из корабля доносились мягкие, приглушённые звуки — «Клык Льва» был подвижным, своенравным и живым. Шорохи, постукивания, и стон натянутых канатов — и никакого ответа… или это и был ответ?

А потом она вдруг поняла, что она не одна; рядом стоял тот самый гигант-бородач из Северных Островов.

— Это Зеркальное Море, — негромко сказал Фошвард.

Море и впрямь казалось зеркальным. Громадная, блискучая гладь от горизонта до горизонта — волн почти не было, и они словно плыли по дорогущему королевскому зеркалу из стекла и альмагамы.

— Здесь вода уже не синяя, — добавил Фошвард. — Загляни вниз.