Александр Змушко - Под ногами троллей

Они долго молчали.

И девочке было тепло — словно на палубе царил жаркий летний день.

— И ещё, — сказал Къер. — Послушай, Ари. Я буду рядом — но больше никогда тебе не явлюсь. Ты должна жить дальше; а ежели я останусь — ты и так и не сможешь по-настоящему уплыть из Келардена.

— Спасибо, — сказала она так тихо, что сама не услышала свои слова.

Она сидела так до самого рассвета.

Рулевой заметил, что она шепчется о чём-то с ветром, но ничего не сказал. Наконец, краешек солнца появился из-за моря; он плеснул на воды винного огня и объял облака золотистым пламенем. Аррен спала; и на лице её, заплаканном, была улыбка. Рулевой скинул с плеч подбитый мехом плащ и укрыл её.

А затем вернулся к своему посту.

Корабль упрямо взрезал кипящие пеной волны.

Начинался новый день.

Когда Аррен проснулась, она подумала, что кровать раскачивается.

А затем вдруг поняла, что это не сон. В комнатушке царил мрак, и она ничегошеньки не видела. Всё кругом тихонько поскрипывало и постанывало, будто разные части корабля перешёптывались друг с другом.

Она находится в утробе «Льва».

Осознание этого пришло к ней не сразу — оно затопило её медленно, как прилив, что, порой добирается до самих домов в Келардене.

Наконец, это произошло и с ней.

В её душе был прилив — поднимаясь откуда-то изнутри, он затопил её невероятно тёплым, почти забытым ощущением — словно её завернули в плед и усадили у огня. Тепло растекалось из живота; оно покалывало кончики пальцев, оно пьянило и утешало.

Так ощущаешь себя в кроватке, когда тебе рассказывают добрую сказку; так ощущаешь себя, когда пьёшь чай, в который плеснули (для сугреву, совсем чуть-чуть) вина.

— Я дома, — снова прошептала себе Аррен, — я дома.

Она зажмурила глаза, крепко-крепко, так, что из-под них выступили слёзы; и тихонько фыркнула в пустоту — то ли разрыдалась, то ли рассмеялась. Выбираться из гамака ужасно не хотелось — а вдруг это пунцовое, радостное, золотое чувство покинет её, уйдёт, рассыплется искрами? Но нет, тепло не уходило; оно разлилось внутри, словно в животе Аррен открыли маленькую печку. И от этого было так светло и так радостно, что Аррен судорожно вздохнула. Она посидела на краю гамака, будто рассматривая этот малиновый свет, что затопил её от кончиков пальцев ног до самой макушки; и казалось, изливался в темноту. Потом коснулась босыми пятками пола.

Гамак раскачивался, а пол нет; и это было так странно, странно.

— Неужто так может быть? — спросила она у темноты.

И темнота ответила ей — должно быть, резко подул ветер, и корабль негромко охнул.

«Да, — сказал ей корабль. — Теперь всё будет хорошо. Теперь твоя жизнь в моих руках. Теперь я несу тебя».

Конечно, наверно, темнота молчала — но Аррен услышала именно эти слова.

Она замерла, потрясённая этим чудом, этим неизъяснимым ощущением волшебства; боясь пошевелиться, чтобы не разрушить очарование.

— Неужто ты и впрямь говоришь со мной? — поддавшись искушению, вновь спросила она.

И снова дрожь пробежала по кораблю — где-то, наверху, ветер рвал паруса.

«Да, — сказал кеч. — А ты могла сомневаться?»

И Аррен вздрогнула, замерла, не решаясь более испытывать на прочность чудеса.

Она попыталась подняться наверх тем путём, что вёл её Жувр; конечно же, заплутала, и очутилась на палубе нескоро. Здесь, наверху, её встретил день — роскошный, блистательный день. Небо было до половины заполнено кучерявыми облаками — они походили на здоровенные пузатые башни, с контрфорсами, забралами, бойницами; или на вытянутые галеасы; или галеры. Целая череда стройных «галер» тянулась с востока на запад — наверно, они отправлялись по своим торговым делам.

Ноги сами собой принесли её на резную транцевую корму, с узорами и крохотными фигурками — приглядевшись, она поняла, что это миниатюрные львы: они стояли на задних ногах, и на них были короны.

— А ты что, наверху, тут делаешь? — удивился высокий, покрытый шрамами матрос. — Уже с полчаса, как в рынду ударили. Иди-ка вниз, а то пропустишь обед!

И тут Аррен ощутила, что она неимоверно, просто какими-то великаньими мерками голодна: казалось, она бы съела целого быка. Внутренности скрутило при одном упоминании. Она поблагодарила матроса и спросила у него:

— А почему вы сами не идёте есть?

— Да вот, отобьют склянки, — непонятно сказал он, — вахта закончится, и спущусь посплю. Уже почти семь часов на ногах!

Она неловко кивнула ему, и оправилась обратно — вниз.

И разумеется, опять заплутала.

«Клык Льва» по меркам гукера был довольно большим кораблём; и комнатушек и переходов в нём оказалось неожиданно многовато.

Опускаясь и поднимаясь по трапам, держась руками за переборки, кажется, сама не желая того, она обнаружила каюту капитана; Аррен удивилась, насколько жилой и уютной она была. Затем, по пути ей попался: кубрик (там в гамаках спали матросы), кают-компания (едва засунув туда нос, Арен услышала крепкую морскую брань — испуганно отпрянула, и только затем сообразила, что адресовалось не ей); какой-то непонятный закуток (кладовку?) — и в конечном итоге, коридор.

Коридор был устлан ковром.

Ковёр был под ногами добротным, но порядком вытертым. Идти было непривычно, Аррен то и дело швыряло от одной стены к другой. Наконец, она приноровилась переносить вес то на одну ногу, то на другую; и всё равно пару раз пребольно стукнулась головой.

Путь завёл её в тупик; под ногами был большущий люк. К счастью, рядом было что-то вроде рычага для его открытия; Аррен приподняла его и проскользнула внутрь. Она спустилась по скрипучим ступеням из граба, и…

Вдруг поняла, что заблудилась.

Наверно, мои дорогие читатели тут воскликнут: какого чёрта ей понадобилось лезть вниз? Хорошо им судить, когда они сидят в уютных креслах — тут уж всякий бы разобрался в чертеже корабля! Сказать по правде, Аррен так растерялась от всех этих новых в её жизни событий, что мы не будем слишком её винить.

По крайней мере, я уж точно не стану.

По ходу, она оказалась в трюме; и там ей вдруг невероятно понравилось.

Потолок поддерживали столбы из бука — «пиллерсы»; отец как-то рассказывал ей о снастях, корпусе и такелаже — и кое-что она да запомнила.

А между ними чего только не было!

Здесь стояли здоровенные пузатые бочки, укреплённые бронзовыми обручами — наверняка в них везли вино и масло, а может (чем Ведьма не шутит?) и квашенную капусту с клюквочкой, и знаменитые островные солёные огурцы.

Сверху, на балках, висели колбасы и прочие копчёности; а также пучки каких-то диковинных трав. В здоровенных ящиках, составленных пирамидой, почивал до прибытия неведомый Аррен груз; нечто не слишком понятное лежало и свёртками, умотанное в промасленную пергаментную бумагу.