Александр Змушко - Под ногами троллей

Дрожь пробрала её с головы до пят.

— Я не подведу, — шепнула она невесть зачем. — Не подведу.

И ветер стих, и жаркое солнце снова хлынуло на плечи.

Аррен вздохнула и пошла вперёд. Обогнула роскошный, полуразрушенный особняк эпохи Короля Джека и оказалась в толпе народа.

Необычно быстро (как оно и бывает в маленьких городках), просочился слух, что Аррен плывёт вместе с Боргольдом. Все смотрели только на неё. Многие видели — или хотя бы слышали о кентавре, который принёс весть о победе и о смерти Къера. И о том, что Аррен ночевала в шатре у Короля. В таком крохотном поселении все всегда у всех на виду; а Аррен и без того была притчей во языцех — из-за чудаковатой матери. Ей завидовали, презирали или ненавидели; а кому-то было просто любопытно — но уж равнодушным не оставался никто.

Вокруг неё мигом образовалось пустое место — словно она была прокажённая.

— Это она, — зашептали вокруг. — Блаженная.

Зато Аррен снова стало видно море — и корабль на нём.

Кто-то кинул камень, и он оцарапал ей щёку. Кто-то говорил за её спиной:

— Не трожь её. Пусть плывёт.

А она просто смотрела вдаль.

Шёпоток внезапно смолк — и тишина вокруг неё была просто хрустальная.

А затем кто-то тронул её за плечо.

Сердце у Аррен упало в пятки — оно даже пропустило удар, словно раздумывало: а не перестать ли биться? Зажмурив глаза, она обернулась… и в полном изумлении увидела Рябого Горда. Он держался в толпе независимо, как драчливый воробей среди крикливых чаек.

— Уплываешь, — сказал он.

Она кивнула.

— Ну ты там… — он помялся и вдруг протянул ей спелое яблоко, — не пропади.

Она шагнула вперёд и тоже с ним неловко обнялась.

Горд засопел у неё над ухом, а затем рывком отодвинул её от себя. Взял за плечи и развернул её к морю.

— Вон твои, — сиплым голосом сказал он. — Катись уже.

В море выдавался помост из необструганных досок; к вбитому в дно шесту и впрямь была привязана лодка. Аррен слыхала от отца, что в больших городах делают бревенчатые пристани, с чугунными болванками-кнехтами, и к ним «привязывают» корабли. Но на побережье Келардена слишком мелко; к нему не подошёл бы даже небольшой парусник. Поэтому на воду спускали шлюпки или лодки; с помощью их и перевозили людей и перетаскивали поклажу. Аррен всегда жалела об этом: ведь если бы подле Пристани было немного глубже, она могла бы любоваться кораблями вблизи — роскошными дромонами, галеасами, каравеллами.

В лодке было пятеро мужчин, а шестой стоял на помосте, выискивая взглядом кого-то в толпе. Спустя мгновение их глаза встретились.

Он коротко кивнул.

Аррен повернулась, и робко и совершенно некуртуазно поклонилась парнишке.

Тот только фыркнул.

Люди вокруг молчали — только кричали чайки.

Она пошла через толпу, словно окунулась в пенящееся и кипящее осеннее море; и, наконец, оказалась на помосте.

— Добралась, — сказал поджидающий её мужчина со странной смесью неудовольствия и одобрения.

Он был одет в потёртые брюки и засаленный кафтан; рыжая борода топорщилась, а глаза походили на синие льдинки. От него несло потом, солью и чем-то острым, вроде перца.

— Давай, — хмыкнул он. — Лезь, что ли.

За её спиной опять поднялся шум — келарденцы что-то говорили, кричали. У неё зазвенела голова. Она закрыла бы уши, чтобы не слышать: но что-то странное стало с её слухом: Аррен не могла разобрать не словечка. «Наверно, ты и не хочешь этого слушать» — подсказал её внутренний голос. Она обернулась — и увидела презрительную улыбку бородача: тот стоял лицом к толпе, самоуверенно скрестив руки на груди.

А грудь у него была широкая, как у быка; руки — оплетены венами и мышцами, как канатами. Сожжённые солнце до черноты и заросшие поверх загара чуть серебристой «шерстью» — словно у него в роду были медведи.

Аррен уселась на помост, спустив ноги вниз. Под почерневшими досками плескалась вода — мутно-зеленоватая, с обрывками гниющих водорослей и плавающей щепой. И тут её подхватили сильные руки и усадили в лодку — она и опомниться не успела. Судёнышко качнуло, и ей на сапоги чуть плеснуло водой.

— Аа! — она на миг запаниковала, но вот она уже сидит на сиденье, среди моряков Клыка. Дно лодки покачивалось — туда-сюда. Её вдруг охватил ужас: если сейчас выпрыгнуть, то она ещё успеет доплыть до берега. Но если они отплывут… Вода казалась бездонной, опасной, холодной. Волны, вроде бы совсем небольшие, поднимали и опускали лодчонку; ей каждое мгновение казалось, что она сверзится.

— Ну вот и всё, девочка, — ухмыльнулся ей невысокий мужичок без переднего зуба. — Теперь ты в команде Льва. Мы своих не бросаем.

И ей вдруг стало спокойно-преспокойно — настолько спокойно, насколько до этого было страшно. И она вдруг поняла, что вцепилась в скамейку так, что пальцам стало больно. Она медленно расцепила их — почти против воли. И тут же в лодку спрыгнул рыжебородый северянин; она закачалась пуще прежнего. Он бросил под ноги верёвку, которую, должно быть, отвязал от столба.

— Ну что, поехали? — голос у него был густой и рокочущий, почти как у Боргольда.

Моряки взялись за вёсла, которые до этого просто мокли в воде; заскрипели уключины.

— И-иэх! — сказал щербатый.

Лодка стронулась, помост начал отдаляться.

Аррен вдруг заметила отца Къера — он выделялся среди толпы и стоял у самого берега. Тем временем, пристань становилась всё меньше, а корабль всё больше; ужас вновь охватил её. Под ногами было невесть сколько футов глубины; и вода стала темнее, непрозрачной. Волны стали больше, и этак ехидно покачивали лодочку.

«Всё, теперь я не доплыву», — обречённо подумала Аррен.

Ей и до этого приходилось бывать на кораблях — но теперь она уплывала навсегда. Животная паника поднималась откуда-то изнутри. Её замутило, голова закружилась. Девочка крепко зажмурила глаза: «Хватит, — твердила она себе, — хватит». Она шумно выдохнула, приоткрыла один глаз — и увидела, что юноша напротив смотрит на неё с улыбкой. В ней не было ничего ехидного, и всё же паника стыдливо отступила.

Ей стало легче. Плыть, на самом-то деле, было неплохо: сиди и смотри, как приближается корабль, как волны покачивают лодчонку. Солнце припекало; воздух был таким свежим, каким он бывает только в океане. Где-то внутри груди родилось ощущение беспокойной радости — то самое ощущение, что заставляет моряков покидать натопленные дома и плыть неведомо куда; и паника ушла совсем.

Матросы работали справно; вскоре лодка приблизилась к кораблю.

Вблизи «Клык Льва» казался просто огромным — Аррен пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на него. Просмоленный борт возвышался настоящей рукотворной горой (Настоящая просмоленная гора!). Сверху скинули лестницу; её подсадили первой. Лестница была верёвочной, а ступеньки плоскими, деревянными. Забираться было жутковато, и она ободрала локти. Но затем, наконец, её ухватили за запястья, рванули — только и мелькнул роскошный резной фальшборт — и вот она уже стоит на палубе, растерявшаяся, слегка ошалевшая.