Александр Змушко - Под ногами троллей

Аррен уставилась на него — было в нём нечто такое, отчего просто невозможно было не смотреть. Он улыбнулся ей полными кофейными губами; и глаза его блеснули — на чёрном лице они мерцали, как алмазы. На нём была белая хламида — настолько белая, насколько он был тёмный; она сияла, как Рождественский снежок. А на голове был зелёный тюрбан.

— Кто вы? — спросила она.

И пожилой человек (впрочем, возраста его она не смогла бы определить) легко поклонился ей, словно знатной даме:

— Меня зовут Харат Олифандер Мельвезер, дитя. Я маг.

— Маг? — шепнула она.

Неужто они вправду существуют?

О, она слышала о далёких землях, где люди, обитая в скитах из звериных шкур, часами сидят на голой земле, с закрытыми глазами. Она слышала о тех, кто добровольно отказался от любви, богатств, семьи — от всех благ земных — ради того, чтобы обрести покой.

Слышала она и о том, что эти люди (величаемые чудесным именем «магус») могли движением руки остановить дождь и разогнать облака; желанием сердца повелевать волнами и пучинами морскими; но никогда не думала, что увидит одного из них.

— А вы… вы… — задохнувшись, начала она; но так и не смогла ничего сказать.

Он остановил её мягким касанием ладони:

— Всему своё время, дитя.

Тем временем, она неплохо освоилась на корабле. Хотя формально Аррен числилась юнгой, но работой её никто не загружал — скорее возились с ней, как с большим котёнком. Но и сама Аррен обузой быть не хотела, а потому она с прилежным усердием пополняла свои знания в морском деле.

Во-первых, она уяснила, что то, на чём она плывёт, можно назвать кораблём, а можно и судном: судами называли торговые барки, пиноты, шхуны, а кораблями — военные галеасы, каравеллы, кечи. Именно на кече она и плыла; впрочем, с давних пор их использовали в морском купеческом деле под названием «гукер».

А всё же, душа у него определённо была военная, вольная; корабль так гордо стремился вперед, словно вознамерился пересечь все земные моря. Паруса весело похлопывали, снасти певуче скрипели; было у «Клыка Льва» что-то такое, что в наши времена назвали бы «характер».

Не раз и не два Аррен казалось, что он наблюдает за ней; и тогда она съёживалась от страшного и сладкого предвкушения.

Примет ли корабль её?

Станет ли она своей?

Помимо этого, Аррен уяснила, что везут они обычные северные товары: мех, соль, искусные поделки-безделушки из Королевства. А в Тартааше купят то, что ценится на Островах: крепкое, сладкое южное вино, кое-какие пряности, сушёные фрукты. Боргольд покупал и продавал только то, что мало весит. Мало весит, да дорого стоит — и выручал немало.

А ещё Аррен перестала бояться качки — приспособилась, приноровилась к ней. Рубаху она перешила (сразу после того, как десятый матрос подряд, глядя куда-то пониже её глаз, весело заверил её, что она на ней отлично смотрится), а штаны разносились; голову пришлось повязать банданой — солнце шпарило неимоверно.

Она начала разбираться в оснащении корабля. У кеча было две мачты: передняя, намного выше — грот, и задняя — бизань*. К его длиннющему носу крепилось сразу три треугольных паруса — они тянулись от грота до пресловутого «бушприта». Но самый большой парус был на самом гроте — в него можно было завернуть весь особняк Боргольда.

* (к слову сказать, на других кораблях, они обычно именуются наоборот: передняя — бизань, а задняя — грот).

Когда паруса хотели убрать, их подтягивали к поперечным перекладинам и обвязывали. Когда же нужно было их расправить — тянули за канаты («концы») внизу — и они с треском распрямлялись, наполняясь солёным ветром. На верхушке грота располагалась крохотная смотровая башенка («ласточкино гнездо»); там вечно торчал узкоглазый матрос Крыса — поразительный человечек, с такой сноровкой скользящий по снастям вверх-вниз, словно родился мангустом.

К островку с многообещающим названием Трупный они причалили на третий день, на полпути до Тартааша. В противовес наименованию, островок выглядел весьма жизнерадостно: высокие, ноздреватые скалы поднимались прямо из воды, а их верхушки поросли яркой зеленью. Подойти к нему не было никакой возможности — у острова не было даже пляжа. Зато были гроты — низкие овальные пещеры, которые темнели у самого основания. Почти доверху залитые водой.

Они обогнули половину острова, когда открылась небольшая уютная бухточка: галечный пляж и крутой подъём наверх. Паруса убрали; сбросили тяжеленный якорь — бронзовую загогулину, до этого закреплённую у левого борта (весила она как тридцать Аррен).

— Ну что, с нами поплывёшь? — спросил у неё тот самый, медведеобразный гигант, который спас её на пристани.

Она молча кивнула.

Она уже освоилась в общей столовой (порой и помогала на «камбузе» — кухне) — и даже разговорилась с «франтом»: как выяснилось, его звали Пьерш. Но штурмана Фошварда (а это был именно он) всё ещё побаивалась.

— А что до названия, — улыбнулся он в усы, — так это дело давнее. Бывал тут пиратский капитан Блёжурд; и как-то увидел, что труп плывёт по поверхности воды. Он подивился и велел плыть вслед за ним — так и нашёл остров.

Аррен вздрогнула.

— Течение тут сильное, — пояснил штурман. — И вода особенно солёная. Ничего вниз не пропускает. Да смотри сама.

Девочка перегнулась через борт — и вправду, увидела: чего там только не болталось! Щепа, ветки, листья, и даже кукла с оторванной ногой. Трупов, хвала богам, не наблюдалось.

— А чего там, — наконец, осмелев, спросила девочка, — на острове? Интересного, кроме воды?

Матрос улыбнулся, запустив в бороду всю пятерню.

— Красиво там.

К пляжу они подошли в лодке, на вёслах. У самой кромки воды, между морем и галькой, валялись огромные кучи гниющих водорослей — а чуть подальше, на камнях, сухие. Здесь же были и доски, деревянные ложки и даже здоровенная драконья голова — вытесанная из тиса, конечно. Пьерш философически пнул её ногой:

— Вот так закончатся всё устремления людские.

Прозвучало это пафосно, а потому никто ему не поверил.

Лодку вытащили на берег, чтобы жадное море не слизало её назад; и отправились вглубь острова. А места были, по правде сказать, чудаковатые.

Пляж был всего-то шесть шагов в ширину, и состоял из крупной чёрной гальки — базальта. Между угольными камнями порой поблескивало что-то красноватое и розоватое — сердолик и яшма.

— Не бери, — сказал Пьерш, — говорят, несчастье приносит. Видишь, красная, как кровь? Вот кровь и принесет…

Аррен поспешно отдёрнула руку.

Сразу за пляжем начинались какие-то причудливые каменные скульптуры. Тачал их величайший мастер — ветер: и всё же, они были столь фантасмагоричны и искусны, что верилось в это с трудом. Вот этот валун напоминал дракона: припал к земле, жадно пожирает Аррен глазами; вон тот — заморский зверь каркодил: длиннющий, пасть как у щуки, и с зубами.