Анастасия Быкова - Под куполом «Феерии» [СИ]

Если бы тогда он не пошёл на поводу своих чувств, всё могло остаться на своих местах.

Скоро стыд ушёл. Точнее, Алек затолкал его так глубоко внутрь, как только мог. Но не заметил, что, сделав это, потерял часть себя.

А потом пришли сны.

Большинство из них были про отца. Картинки сменялись одна другой — вот Роберт впервые сажает маленького Алека на лошадь, вот тренируется с ним, а вот уже отвешивает пощёчину внезапно ставшему неугодным сыну. А потом погибает. Погибает раз за разом, как наяву. Алек видит его смерть. Слышит звук удара по тормозам. Визг шин, болезненно цепляющихся за асфальт в попытке остановиться. Слышит, как отец шепчет перед тем, как его глаза закроются навсегда: «Ты недостоин быть моим сыном».

А когда не снился отец, приходил Магнус. И эти сны были почти такими же болезненными, как и первые.

В некоторых Алек гулял с Магнусом по парку и обсуждал с ним «Мастера и Маргариту», в некоторых — просыпался рядом, в некоторых — целовал его.

А в некоторых из них он звонил. Доставал картонку, оторванную от крышки коробки из-под пиццы, набирал дрожащими пальцами номер и слышал глухое «Александр». Во снах Магнус всегда узнавал его сразу. И эти сны были самыми мучительными.

А в некоторых снах была Лидия. И эти сны Алек любил. Потому что после них не подскакивал на кровати, резко бухаясь с головой в реальность. После них не было желания лезть в петлю. После них на душе было спокойно. Не хорошо, но хотя бы спокойно, а разве счастье — это не покой?

Перед глазами возникла Элла. Странная старушка… Но нельзя было не признать правоту её слов — про то, что ссоры делают жизнь хуже. Его разногласия с Магнусом (если можно было так назвать происходящее между ними) были только их делом, и от этого не должны были страдать интересы «Феерии».

Им нужно было поговорить.

Им нужен был нейтралитет.

Машина Алека медленно продвигалась вперёд.

Спустя долгих тридцать минут движение, наконец, пришло в норму.

Когда уставший и раздражённый Алек припарковал машину, часы на приборной панели приближались к отметке в три часа дня. Он должен был как можно скорее поговорить с Мариз, а потом начать тренировки.

— Войдите! — прозвучало в ответ, едва Алек постучал в заветную дверь кабинета.

Мариз сидела за столом, заполняла бумаги, но отложила их в сторону, когда увидела сына.

— Александр? — в её голосе не было удивления. — Ты хочешь о чём-то поговорить?

В подтексте фразы явно слышалось: «Ты пришёл извиниться за вчерашнее?». Он неловко замялся у двери.

— Мам, прости. Я не знаю, что на меня нашло.

— Ничего страшного, Алек.

Что? Ему потребовалось ущипнуть себя за руку, чтобы осознать, что ему не послышалось. Он ожидал обвинения или хотя бы недовольство в её голосе, но ничего этого не было.

— У всех бывают срывы, — Мариз мягко улыбнулась. — Но я считаю, что перед Магнусом тебе всё же стоит извиниться.

— Конечно, — выпалил Алек радостно и немного шокировано, а потом всё же решил высказать то, ради чего пришёл: — Мам, я знаю, что нам нужно. Та программа, которая сможет увлечь зрителей. Я долго думал над этим, а в итоге оказалось, что ответ лежит прямо на поверхности. «Феерия» существует уже не одно десятилетие, и, чтобы подчеркнуть это, мы можем устроить путешествие во времени.

И с радостью заметил, что сумел её заинтересовать.

Алек не мог скрыть довольной улыбки, пока шёл к Магнусу. Мариз одобрила его идею, осталось только обговорить всё с Еленой. Костюмированная программа, рассказывающая историю цирка от зарождения до наших дней, должна привлечь внимание зрителей.

И даже тренировка после прошла без заминок. Новые элементы не могли родиться из воздуха, и никто не говорил, что будет легко, но Алек считал удачей хотя бы то, что сегодня он не сломал себе шею. Да что там шею — он ни разу не упал. За полтора года подготовки это случилось едва ли не впервые. Ведь в новой программе упор больше всего делался именно на его профессионализм. И безбашенность.

Вряд ли кто-то до него пытался исполнять элементы конной акробатики на лошади без трензеля и уздечки и без кордового, который бы мог подстраховать.

Автокемпер возвышался над трейлерами «Феерии», казавшимися рядом с ним игрушечными машинками.

Алек поднялся по ступенькам и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Дверь была чуть приоткрыта; он постучал и, не дождавшись ответа, зашёл внутрь. В помещении царила полутьма, но даже она не могла скрыть уюта. И одновременно роскоши в каждой детали. Кожаный диван, расположившийся вдоль стены, упирался в кухонный гарнитур, напротив него — два кресла и плазма. Чуть подальше — двери в отдельные небольшие комнаты. Алек не удивился, если бы узнал, что ступеньки выполнены из мрамора.

А ещё в автокемпере было пусто.

Прекрасно.

Наверное, сидеть здесь, как маньяк, было бы не лучшей идеей, поэтому он развернулся, чтобы выйти.

— Алек?

В дверях стояла Изабель.

Алек замялся. Им с сестрой так и не удалось остаться наедине с их прошлого не очень приятного разговора, и он не знал, как себя вести.

— Я Магнуса ищу.

— Вот как, — в её голосе проскользнули разочарованные нотки, но она быстро скрыла их за улыбкой. — Они с Рагнором и Рафаэлем ещё с утра уехали в город и пока не вернулись.

Алек выругался про себя. Ну конечно, Магнус не мог оказаться рядом, когда был нужен.

— Я тогда попозже зайду, — он спустился по лестнице, обошёл Изабель и направился к особняку.

— Ты не должен бояться своих чувств, — тихий голос сестры как будто ударил в спину, и Алек остановился. Словно что-то резко дёрнуло его назад.

— Что ты имеешь в виду? — он медленно обернулся и постарался сделать вид, что до него не дошёл смысл этих слов.

— Алек, я знаю, почему ты сорвался вчера. Но не считай то, что чувствуешь, неправильным.

Он сжал руки в кулаки. Иззи осталась все такой же проницательной, если не сказать пронырливой, и читала его, как открытую книгу. И это спустя больше полутора лет разлуки.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

— Ты никогда не умел врать.

«А ты всегда слишком хорошо меня знала».

Конечно, Алек врал. И стоило признать, что весь его гнев — это лишь выражение страха. Он испугался того, что начало происходить с его миром, стоило Магнусу Бейну в него вернуться. Запретные эмоции оживали. Краски возвращались, создавая замысловатый пейзаж.

Слишком замысловатый для той простой жизни, которую хотел для себя Алек Лайтвуд.

Тёплая ладонь легла ему на грудь, заставляя поднять взгляд. И когда Изабель успела подойти?

— Я понимаю. Тебе тяжело из-за смерти папы. Мне тоже тяжело, как бы я не старалась это скрыть. Но ты не должен из-за него ставить свою жизнь на паузу.