Сергей Васильев - Цика [СИ]

Она всхлипнула, отерла нижнюю половину лица, сильно смежила веки, чтобы прогнать из глаз набежавшую влагу, и поднялась, задрав голову, подняв руки и потянувшись всем телом к небу. Этот момент и избрало солнце, чтобы выглянуть из-за туч. Яркий луч осветил тонкую фигуру девушки и лук в ее руке. Лук сверкал и переливался невероятными оттенками черного и зеленого, и эльфы зачарованно уставились на свою святыню.

И опустилось на них облако раздора…

Канъюн не стала смотреть, как эльфы схватились между собой. Они начинали с ругани, потом хватали друг друга за одежду, били по лицу, катались по земле, сбивая остальных и вовлекая их в драку. На Канъюн никто не обращал внимания. Она спокойно прошла, переступая через лежащие тела и лужи крови, прямо по траве. Отыскала в расщелине пленника и сказала ему тайные слова, чтобы тот узнал своего спасителя.

Они вышли вдвоем. Канъюн окинула взглядом побоище, чтобы в последний раз увидеть знакомых. Вон распорядитель бьет своего помощника по голове, а вот один из эльфов зарезал другого и ищет следующую жертву. Элизабель дико визжит, вцепившись ногтями в лицо Алтаниеля, а тот размашисто бьет ее по щекам.

Канъюн пожала плечами, кивнула спутнику, дескать, что с них взять, эльфы. Мужчина подобрал лежащий на земле эльфийский лук со стрелами, и они покинули лагерь.

Всё же не удержалась от вопросов. Интересно — кого спасала-то. Может, зазря рисковала. Надо же знать. Как же обращаться к нему? А, ладно, по-простому будем:

— Как звать тебя, величать, добрый человек?

— Я — Гонт. Слышала?

— Так это ты? Вождь? Надо же — кого спасать довелось. Чего они мне сразу этого не сказали?

— Может, опасались, что ты ненароком выдашь эльфам, кто у них в плену?

— Я им по этому поводу всё выскажу. Потом, когда встречу. Дорогу-то найдешь? Эльфы еще не скоро очухаются — успеешь.

Канъюн помахала ручкой и повернулась, чтобы уйти. Гонт удивленно посмотрел на нее и придержал за полу куртки. Девушка развернулась, вырвала край одежды из руки мужчины и прошипела:

— Не трожь!

— Ты чего?

— Я одна пойду. Мне с вами не по пути.

— К эльфам, что ли?

— Я же сказала — одна. Сама по себе.

— Совсем одна? Как это? А твой долг перед людьми? Ты поведешь нас в бой, и мы сметем проклятых эльфов с лица земли!

— Ты это другим говори. Тем, кто тебя слушать будет. Хоть ты и вождь, а в людях плохо разбираешься. Речуги он мне тут толкает, — Канъюн пренебрежительно хмыкнула, — нашел — кому.

— Это пахнет предательством…

— Да пошел ты! Что ты понимаешь!

— Я понимаю, что ты встала на сторону врага.

— Какого врага? Эльфов? Да что ты знаешь о них?! Кто они для тебя? Просто тени. Символ, с которым ты сражаешься! А для меня уже не так. Пусть у тебя уши скукожатся, но я скажу. Эльфы — тоже люди. Не морщись, не морщись. И за лук не хватайся — всё равно я быстрее. Да, они ненавидят нас. Не любят всех остальных. А ты знаешь — почему? Они одиноки. Когда мы услышали о них? Сто лет назад? Больше? Они вышли из своего леса жалкой горсточкой, а теперь им подчиняется почти весь мир! Это заслуживает уважения. Мы враги — иначе и быть не может. Нам не ужиться вместе. Либо мы, либо они. Но пойми — ты ошибаешься, видя в них слепую силу. Им тоже не хочется умирать. Они любят, страдают, живут… Мне надо подумать. А ты иди. Ты же — вождь… — Канъюн вложила в последнее слово всё недовольство, что накопилось в ней, и Гонт дернулся, как от удара по лицу.

Да что спорить с этой девчонкой. То, что она неплохо стреляет, и сумела утащить у эльфов святой лук — еще ничего не значит. Побегает одна и вернется. Перебесится.

Вождь вдохнул, выдохнул пару раз, успокоился и сказал Канъюн:

— Твое дело, конечно. Поступай, как знаешь. А у меня дела. До встречи, — и скрылся за густыми кустами.

Канъюн затрясло. Надо же — за кем люди идут! Тупой ограниченный мужик. А говорят, народ достоин своего вождя. Он не о людях думает, а о самом себе — как ему остаться на вершине власти. Пусть призрачной, небольшой, но такой сладостной.

Канъюн зарычала в бешенстве. Ну, как выразить всё, что накопилась на душе, как сбросить напряжение?

Со стороны лагеря послышался легкий шум и прямо на девушку выбежал Алтаниель. Взлохмаченный, с кровавыми царапинами на лбу и щеках, в порванной одежде — он являл собой совершенно необычное зрелище. Остановился и слепо глянул вокруг, не обратив внимания на Канъюн.

Так, сматываемся. Еще поймет — кто виноват во всем. Так просто не отстанет. А убивать его — что-то нет настроения.

Канъюн ступила в сторону и привычно было зашагала, но в этот момент Алтаниель ее заметил.

— Подожди, Канъюн! Постой! Куда ты так бежишь? Зачем тебе лук? Ты хочешь стать лучшей? Ты и так лучшая! Оставь его! Его нельзя уносить. Это же святыня! Да, ты непобедима с ним, но не делай так! Ты станешь нашей правительницей. Объединишь нас. Ты же видела — что происходит. Всяк ненавидит каждого. Эта ненависть и зависть друг к другу погубит нас. Ты одна не подвластна этому. Ты сможешь всех держать в узде. Усмиришь ретивых! Лук Крома — символ власти твоей! Канъюн!.. Подожди, мне нужно поговорить с тобой! Ты не хочешь? Но почему? Я важное скажу! Для меня важное и для тебя — тоже. Для нас обоих. Пожалуйста! Ну, Канъюн!

Канъюн повернулась к эльфу, чуть улыбнулась и сказала:

— Ты, знаешь, меня не Канъюн зовут. Иначе.

Потом уперла лук Крома одним концом в землю и ударом ноги переломила посередине.

Зря сломала, ой, зря! Дура — дурой! На что ум-то даден? Такая вещь хорошая была, так нет, взыграло ретивое. А теперь плачь — не плачь — не вернешь.

Канъюн шла, не разбирая дороги, ругая себя, а всего более свой несносный характер последними словами. Да бестолку всё. Что сломано — не склеишь, что ушло — то не вернешь, что сгорело — лишь пепел по ветру. Жизнь без цели и смысла — зачем она такая. Ничего она не может сделать, ничего. Со всеми поругалась. Все против нее зуб имеют. Обидно. Она же как лучше хотела.

Канъюн ловко уворачивалась от нависших сучьев. Это уже привычка выработалась, чтобы не сломать веточки, чтоб травинки не помять, листика не сронить. Хотела бы, а всё равно руки не поднять на зелень эту. Да и ни к чему след за собой оставлять — и так найдут, коли искать будут. А точно будут — как прочухаются. Эльфы — они такие, не прощают. Поскорее из леса бы выйти — всё ж попроще будет. Кончается же он где-нибудь — она точно знает. Вот только где конкретно — про то неведомо. А эльфы леса держатся. Лес — им дом родной.

Кто ж там живет, где леса нет? Ну, люди — конечно же. А еще? Есть другие? Да уж наверно. Мир не бывает простым.

Деревья вроде реже. На прогалину, что ль, выходим? И охнула, выйдя из-за деревьев, когда все они остались позади нее. Впереди лишь высоченная трава, в беспрерывном движении, до самого горизонта. Сделай шаг вперед и потеряешься здесь. Потому как нет ориентиров, кроме заходящего солнца, красным золотом затопившего всё вокруг.