Мэгги Стивотер - Воронята

Впервые за последние годы Велк извлек из тесного стенного шкафа свои старые карты округа. Письменного стола у него не было, а кухонный стол был завален вскрытыми коробками готовой лазаньи, которую достаточно было разогреть в микроволновой печи, и тарелками с прилипшими к ним засохшими хлебными крошками, так что он отправился со своими картами в ванную. Как только он начал разворачивать карту на крышке унитаза, из ванны проворно сбежал поселившийся там паук.

Черни, я думаю, ты сейчас находишься в каком-то месте получше.

На самом деле он не слишком верил в это. О том, куда могла попасть душа, или дух, или как там еще назвать то, что когда-то являлось Черни, Велк понятия не имел, но если он заработал проклятие в виде шепчущих голосов только за то, что участвовал в ритуале, то участь Черни могла оказаться куда хуже.

Велк выпрямился, скрестил руки на груди и принялся рассматривать множество отметок и подписей, которые он делал на картах, пока занимался своими поисками. Кошмарным почерком Черни, всегда красным цветом, были обозначены энергетические уровни вдоль возможного пролегания энергетических линий. Тогда все это было забавой, охотой за сокровищами. Погоней за славой. Вправду ли так? Неважно. Это было дорогостоящей стратегической игрой, полем для которой служило Восточное побережье. Отыскивая закономерности, Велк с любовным усердием вычерчивал на топографических картах круги вокруг заинтересовавших его мест. Кружком была отмечена старая ясеневая роща, где энергетические уровни всегда были высокими. Кружок вокруг разрушенной церкви, которую старалась избегать всякая живность. Кружок вокруг того места, где умер Черни.

Конечно, этот кружок он начертил до смерти Черни. Это место — зловещего вида дубрава — получило известность потому, что на стволе одного из деревьев в старину были вырезаны слова. На латыни. Надпись казалась неполной, трудно поддавалась переводу, и Велк не смог найти для нее иного значения, кроме как «вторая дорога». Энергетические уровни там казались многообещающими, хотя не были постоянными. Было несомненно лишь то, что там проходила силовая линия.

Черни и Велк возвращались туда полдюжины раз, снимали показания (рядом с кружком рукой Черни было проставлено шесть разных чисел), копались в земле в надежде разыскать какие-нибудь артефакты, ночами караулили возможные проявления активности сверхъестественных сил. Велк сконструировал самую сложную и чувствительную рамку — два металлических прута, согнутые под прямым углом и вставленные в трубчатые металлические ручки, чтобы они могли свободно вращаться. Они обрыскали всю местность вокруг дубравы, пытаясь точно установить местонахождение линии.

Но она оставалась прерывистой, то четко просматривалась, то вдруг исчезала, как передача далекой радиостанции. Линии нужно пробуждать, отстраивать их частоты, усиливать сигнал. Черни и Велк решили провести в дубраве ритуал. Правда, они не очень ясно представляли себе процесс. Велку удалось лишь выяснить, что линии любят взаимность и жертвы, но все это было удручающе смутно. Никакой другой информации не подворачивалось, и они продолжали осуществлять свои планы. Прошли зимние каникулы. Весенние каникулы. Заканчивался учебный год.

Позвонила мать Велка и сказала ему, что отец арестован за неэтичное ведение дел и уклонение от уплаты налогов. Выяснилось, что компания вела торговлю с военными преступниками, о чем мать знала, а Велк догадывался, и что ФБР уже несколько лет вело за ней наблюдение. В ту ночь Велк потерял все.

На следующий день газеты напечатали сообщения о катастрофическом крахе семейного состояния Велков. Обе подружки Велка сразу же бросили его. По правде говоря, вторая была, пусть формально, подружкой Черни, так что ее можно и не считать. Но все происходило крайне публично. Вирджинский плейбой, наследник состояния Велка, внезапно вылетел из жилого корпуса Эглайонби, сразу утратил все свои связи и знакомства, лишился всякой надежды на продолжение обучения в Лиге Плюща [4] Лига Плюща — общее название для нескольких старейших и самых престижных университетов США. и был вынужден смотреть, как его автомобиль погрузили на эвакуатор, а из его комнаты вынесли всю мебель и музыкальную аппаратуру.

Последний раз Велк смотрел на эту карту, когда стоял в своей спальне и думал о том, что у него не осталось ничего, кроме одной десятидолларовой купюры. Все его кредитные карты больше не стоили ни цента.

Черни подъехал на своем красном «мустанге». Он не стал вылезать из машины.

— Ну, что, ты превратился в «белую шваль»? — спросил он. У Черни, в общем-то, не было чувства юмора. Просто иногда ему удавалось сказать что-нибудь смешное. На этот раз Велк, стоявший среди обломков своей жизни, не засмеялся.

Теперь силовые линии не были для него игрой.

— Открывай дверь, — сказал Велк. — Поедем проводить ритуал.

За час и двадцать три минуты до того времени, когда должен был зазвонить будильник, чтобы разбудить Блю в школу, она проснулась от звука закрывавшейся входной двери. В окно спальни просачивался серый предрассветный свет, в котором к стеклу жались расплывчатые тени листьев. Блю постаралась не слишком переживать из-за потерянных часа и двадцати трех минут сна.

На лестнице послышались шаги. Блю уловила звук голоса матери.

— …Ждать тебя.

— Кое-что лучше делать по ночам. — Это сказала Нив. Она вроде бы говорила тише, чем Мора, но ее голос все же звучал резче и сильнее разносился вокруг. — Все-таки Генриетта — это такое место, согласна?

— Я не просила тебя рассматривать Генриетту, — громким сценическим шепотом ответила Мора. Реплика прозвучала так, будто она защищала город.

— Попробуй, не рассмотри ее, — возразила Нив. — Она же вопит… — Окончание фразы заглушил скрип ступенек.

Следующие слова Моры, которая тоже начала подниматься по лестнице, было не очень-то легко разобрать, но говорила она что-то вроде: «Я предпочла бы, чтобы ты не впутывала Блю в это дело».

Блю затаила дыхание.

— Я всего лишь говорю тебе о том, что выяснила. Если он тогда же исчезнет, значит… значит, возможно, они связаны между собой. Разве ты не хочешь, чтобы она узнала, кто он такой?

Заскрипела следующая ступенька. «Ну почему они не могут поговорить, не прыгая по этой скрипучей лестнице?!» — возмущенно подумала Блю.

— Не понимаю, каким образом это может хоть кому-то облегчить жизнь, — резко бросила Мора.

Нив чуть слышно проговорила что-то в ответ.

— Ничего сложного тут быть не могло, — сказала мать. — Достаточно было набрать его имя в поисковике и…

Блю навострила уши. Вроде бы мать давно уже не употребляла местоимений мужского рода, не считая нескольких реплик о Ганси.