Джена Шоуолтер - Темная ложь

При этом перед мысленным взором Гидеона ни разу не представал образ Стила. И это тоже должно было что-то значить. Теперь воину больше не нужно было удивляться, почему он испытывает такие странные чувства по отношению к этому мальчику. Сейчас, когда злость из-за того, как якобы поступили со Стилом, прошла, Гидеон осознал: он успел полюбить то, что могло иметь место в его жизни, и искренне оплакивал потерю своего сына. «Если даже я оплакивал его, — подумал он, — лишь единожды представив себе образ сына, с которым со мной поделилась Скарлет, то каково сейчас ей?»

Скарлет переводила взгляд с Гидеона на Кроноса и обратно. Она дрожала и постоянно качала головой, а ее дыхание сбивалось. Воин почувствовал, как бешено стучит его сердце, ударяя по ребрам, стремясь вырваться наружу. Он не мог видеть Скарлет в таком состоянии, потерянной и уязвимой.

— Ты ошибаешься, — наконец произнесла она. — Должен ошибаться. Я держала своего мальчика на руках, любила его.

Последние слова Скарлет произнесла со злостью, так, будто хотела, чтобы Кронос вступил с ней в спор.

Нахмурившись, Кронос встал с постели.

— Здесь слишком много глаз и ушей, — произнес он, а затем помахал рукой, и все вокруг них исчезло в густом белом тумане.

Воздух стал холодным, и в нем ощущался отчетливый сладкий и приятный аромат амброзии.

Гидеон глубоко вздохнул, наслаждаясь этим моментом тишины, за которым обязательно последует буря. Туман стал рассеиваться, воздух очистился, и воин увидел, что они стоят посреди поля с амброзией, поднимающихся из земли высоких вьющихся растений, покрытых розовыми цветками, тянущимися к сверкающему на небе солнцу.

«Солнце», — подумал Гидеон и посмотрел на Скарлет. Ему казалось, что ее колени вот-вот подломятся, как только ее охватит сон, но она оставалась на ногах и даже не зевала. «Но как?» — удивился он про себя.

— В этом месте день и ночь едины, — объяснил Кронос, будто читая мысли Гидеона. «Черт! Может, он и правда читает мои мысли, — решил воин. — Ведь некоторые бессмертные, например Аман, умеют это делать». — Кроме того, — продолжал бог, — демон Скарлет действует в зависимости от времени, а не от восходов и заходов солнца.

То, что Аман способен читать его мысли, не волновало Гидеона, а вот факт наличия этой способности у Кроноса очень его обеспокоил. Эмоции, которые он испытывал, когда думал о Скарлет и Стиле, должны были принадлежать только ему, и он не хотел делиться. Не потому, что стеснялся овладевших им нежных чувств, а из-за того, что хотел сохранить для себя каждую их частичку, причем независимо от того, подлинная она или нет.

«Все это не важно, — сказал себе Гидеон. — Имеет значение только твоя женщина». Он обвил рукой талию Скарлет, стараясь поддержать ее единственным доступным ему способом, но она резко высвободилась, не переставая при этом качать головой. Охватившая все ее тело дрожь только усиливалась.

— Мой сын был настоящим, — произнесла она. — Мой сын настоящий.

— Не сомневаюсь, что для тебя так оно и есть, — ответил Кронос, а затем развернулся на каблуках и сдвинулся с места, вынуждая Гидеона и Скарлет последовать за ним. Проводя пальцами по верхушкам растений, он произнес: — Вот как действует Мнемозина. Она прикасается к тебе, потому что непосредственный контакт увеличивает силу ее воздействия. Затем она что-нибудь тебе говорит. Если ты хочешь услышать эти слова, твой разум более охотно их принимает за чистую монету. Если нет, она говорит тебе что-то еще, а затем еще, плетя таким образом в твоем сознании настоящую паутину.

Скарлет споткнулась об одно из растений, и Гидеон схватил ее за футболку, не давая ей упасть и удерживая на ногах. Но казалось, она даже не заметила этого, ибо продолжала идти вперед, стараясь быть как можно ближе к Кроносу и жадно впитывая каждое его слово.

«Боги, как она красива при солнечном свете», — подумал воин. Даже несмотря на горе и смятение, казалось, будто Скарлет вбирает в себя солнечные лучи и светится изнутри.

— Теперь понимаешь? — спросил Кронос.

— Нет, — мотнула головой Скарлет. — Рассказ о ее методах ничего не объясняет. Я знаю все о жизни Стила. Все подробности. Моя тетя не смогла бы сплести настолько сложную паутину.

— Она вполне на это способна и, очевидно, именно так и поступила, — возразил Кронос. — Как только Мнемозина что-нибудь говорит тебе, на почву твоей памяти падает семя воспоминания. И чем больше ты обращаешь на него внимание, тем быстрее оно проклевывается и растет. По мере развития этого воспоминания твой разум начинает заполнять пустоты, чтобы сделать его, так сказать, правдоподобным, настолько реальным для тебя, будто это событие происходило на самом деле.

Гидеон не отводил взгляда от безбрежного розово-зеленого моря, простиравшегося впереди него. Он не осмеливался снова посмотреть на Скарлет. Она была самой сильной женщиной (точнее, личностью вообще) из всех, которых он когда-либо встречал. Но он сомневался в том, что даже она сможет, не сломавшись, воспринять столь обескураживающую новость, и понимал: Скарлет не захочет, чтобы кто-то стал свидетелем ее надрыва.

— Я… Я… — начала она дрожащим голосом.

В том, как она говорила, было такое страдание, которое Гидеон не мог даже представить себе. Возможно, для Скарлет эта ситуация была аналогична той, при которой ее раз за разом заставляли бы смотреть на смерть Стила и осознавать, что она ничем не может ему помочь. В тот момент Гидеон охотно умер бы, если это позволило бы сделать мальчика настоящим.

— Я не могу говорить сейчас о Стиле, — наконец произнесла Скарлет с такой трагической интонацией, которая больше подошла бы Камео, одержимой демоном Печали. — Просто скажи, мы с Гидеоном…

Кронос очень медленно покачал головой, а затем ответил:

— Нет.

«Это правда», — подумал Гидеон, слыша, как Ложь внутри его ревет, веря словам предводителя богов. Воин не был уверен, с чем именно связано отчаяние демона — с тем, что он ненавидит правду, или с тем, что хотел бы, чтобы эти слова оказались ложью.

Гидеон издал шипящий звук, свидетельствующий о его разочаровании. Он желал Скарлет больше, чем какую-либо другую женщину, и хотел, чтобы она была рядом с ним. Наибольшее удовольствие ему доставляла мысль о том, что эта женщина принадлежит только ему, и никому другому.

«Может… Может, я женюсь на ней, — подумал он. — По крайней мере, об этом стоит подумать, потому что одна мысль о том, чтобы лишиться ее, вызывает во мне острейшее чувство ненависти».

«Нет, — заявил Ложь. — Нет». — «Да, — вторил ему Гидеон. — Да».

— Почему Мнемозина не сделала что-то подобное? — спросил он, с удивлением осознавая, что его голос звучит очень грубо, будто кто-то прошелся наждачной бумагой по его горлу.