Джена Шоуолтер - Темная ложь

— Ну, так давно встречаешься со своим парнем?

— Семь месяцев.

«Семь месяцев?» — мысленно повторил мужчина, искренне считавший, что для людей, продолжительность жизни которых не сильно отличалась от собачьей, это очень долгий срок.

— Тогда почему вы, ребята, не поженились?

Хеди пожала плечами и бросила в рот последний кусок сушеного мяса.

— Я угадаю, — не смог удержаться от шпильки Страйдер. — Ты хотела этого, а он — нет.

— Вообще-то, — ответила женщина, — все было наоборот: он хотел, а я — нет.

«Интересно и довольно неожиданно», — подумал воин и продолжил расспросы:

— Почему? Просто используешь его как партнера для секса?

На щеках Экс снова появился румянец, черты ее лица смягчились, и она показалась Страйдеру более чем просто красивой. Сейчас она выглядела ранимой и милой.

— Что-то в этом роде, — пробормотала она.

В груди у Страйдера защемило. Однако он даже не попытался понять, в чем причина, и решил, что не хочет задумываться об этом. Но напомнил себе: «Эта женщина тебе не нравится».

— Я говорю это не для того, чтобы сменить тему, хотя хочу, чтобы ты знал: я готова это сделать… Но ты помнишь, как убил меня? — спросила она.

— Да, — признался Страйдер. Тогда, много столетий назад, он, разъяренный тем, что она сделала с Баденом, вонзил нож в ее живот. Затем, когда она согнулась пополам от боли, отрезал ей голову. — Не хочешь рассказать, как выжила?

Но женщина пропустила этот вопрос мимо ушей.

— Не испытываешь чувства вины?

— Нет, черт возьми, — отрезал он. — А ты не испытываешь чувства вины за то, как поступила с моим лучшим другом?

— Нет, черт возьми.

Воин подумал, что она и в самом деле не должна чувствовать себя виноватой. Эта женщина считала целью своей жизни уничтожение зла и представляла Бадена его воплощением. «Но неужели она не могла хотя бы притвориться, будто раскаивается?» — спросил себя он.

Страйдер нахмурился, застегнул рюкзак и встал.

— Привал закончен, — рявкнул он, а затем поежился — не хотел, чтобы эти слова прозвучали так грубо.

Экс не спешила подчиняться. Она смотрела на него, почесывая икры.

— Вставай, — сказал он более мягко.

Воин потянул веревку. Но та не натянулась. Экс каким-то образом умудрилась перерезать ее, хотя мужчина ни разу не видел, чтобы ее руки приближались к щиколоткам. И у нее, естественно, не было ножа, по крайней мере такого, который он смог бы увидеть.

— Время вышло, — заявила она и ухмыльнулась.

Затем она с силой, которую сложно было заподозрить в человеке ее комплекции, сшибла Страйдера с ног и убежала со скоростью, которой позавидовала бы молния.

«Поймать, поймать, поймать, — закричал Поражение, когда Страйдер поднялся и побежал за женщиной. — Побеждать, побеждать, побеждать».

Не останавливаясь, он потянулся за Плащом Невидимости, висевшим на ремешке у него на шее. Но Плаща там не оказалось. «Вот сволочь, — подумал Страйдер. — Она как-то умудрилась украсть его». Как и в случае с веревкой, о том, каким образом это ей удалось, воин не имел ни малейшего понятия. Он знал лишь, что должен поймать ее, причем до того, как она доберется до своего дружка.

«Так громко… — проносилось в голове Амана. — Так ужасно…» Каким-то образом ему удавалось держаться на ногах и сжимать в руке нож. С обеих сторон от него стояли Уильям и Аэрон, стремившиеся защитить его. Их окружил новый отряд демонов (к этому времени воины уже справились с первой и второй линиями обороны). Некоторые из противников были большими, другие — маленькими, но на мордах у всех читалась решимость, а их мысли вращались исключительно вокруг крови, боли и поражения.

«Пробуй, — думали они, — калечь, убивай». Они драли воинов когтями, кусали ядовитыми клыками, пинали и били, смеялись и дразнили. Битва длилась уже много часов, а может, дней или лет. Воины были изнурены, изранены, залиты кровью. Они нетвердо держались на ногах и страдали от ужасной боли. И каждый раз, когда кто-то из них убивал одного демона, место погибшего занимало сразу несколько таких же созданий. Но Владыки отказывались сдаваться.

Аман пытался помочь им, но каждый раз, когда он двигался, тянулся, чтобы ударить очередную тварь ножом, в его сознании начинал звучать новый голос, становившийся все более громким, и проносились новые картины изнасилований, пыток, убийств, и он едва удерживался от того, чтобы упасть на колени.

Посреди всего происходящего на своем троне восседал Люцифер. Он следил за сражением и улыбался, а у его ног скорчилась Легион. Время от времени князь тьмы гладил ее по голове, как будто она была не женщиной, а его любимой собачкой. Когда она, охваченная желанием помочь Аэрону, пыталась подняться, Люцифер вдавливал когти в кожу ее головы и не отпускал ее до тех пор, пока она не начинала скулить, показывая тем самым, что сдается. При этом по вискам женщины текла кровь.

— Не знаю, сколько еще смогу держаться, — выдавил из себя Аэрон.

— Рука… уже болтается как… на нитке, — ничуть не преувеличивая, ответил Уильям.

«Я должен помочь им», — подумал Аман. Но под действием горячего воздуха остатки его сил будто испарялись. Кругом поднимался дым, и воин хотел лишь одного — кашлять, причем до тех пор, пока из его горла не полезут кишки, после чего он сможет спокойно умереть. «Хотя, возможно, и не придется», — решил он, с каждым вдохом вбирая в себя запах смерти, обещавший очень скорую расплату.

«Прорывайся, — приказывал себе Аман. — Не обращай внимания на голоса и картинки». Единственной причиной, по которой два воина все еще продолжали стоять на ногах, несмотря на яд, попадавший в их кровь из-за укусов демонов, было то, что они успели выпить остаток воды жизни. Друзья понимали: если сражение вскоре не закончится, действие живительной жидкости прекратится и их уже ничто не сможет спасти.

«Я не должен позволить им умереть», — думал Аман. Сам он с радостью принял бы смерть, но допустить гибель друзей не мог. Заревев, он поднял руку с зажатым в ней ножом. Голоса стали звучать громче, а картинки проноситься с гораздо большей скоростью, но воин пообещал себе, что на этот раз его ничто не остановит. Он выступил вперед из-за спины друзей и ударил, а потом стал махать лезвием снова и снова. Демоны, кряхтевшие, стонавшие и истекавшие кровью, падали к его ногам один за другим. Когда Аман прорвался в самую гущу недругов, с него стекала их кровь, глаза горели, а рот был наполнен мерзким гнилостным вкусом, но он не останавливался, а вскоре желание прекратить все это и вовсе пропало. Теперь под влиянием мелькавших в мозгу картинок он стал испытывать непреодолимое стремление убивать, калечить.

Воин отрубил руку демона и улыбнулся, разрубил ногу другого противника надвое и засмеялся. Он голыми руками вырывал глаза, языки и даже гениталии и смеялся все громче, ибо все это казалось ему очень забавным.