Пирс Энтони - Сдвиг по Фазе

— Верно. Хотел бы я показать тебе по дороге и Протон, но вряд ли осмелюсь. Мы должны идти, не сворачивая, когда отправимся в путь.

Ещё они играли на флейтах. Её обучили и музыке, как их троих, и у неё была собственная флейта из иридия. Музыка была близка девочке — положа руку на сердце, Флаш признавал, что у неё получалось даже лучше, чем у него.

— Ну, у меня было больше времени, — оправдывалась Обва. — Меня учили с трёх лет… но думаю, дело не в этом.

— А в чём же? — поинтересовался Флаш. Задумка с флейтами не переставала его удивлять. Зачем учиться всем, если уровня мастерства адепта Клефа не достигнет ни один? — Твоя флейта магическая?

— Нет, я могу играть на твоей так же, как на своей. — Они обменялись инструментами, и её слова подтвердились.

— Тогда в чём? — повторил он вопрос, слегка досадуя на то, что его превзошли в навыке.

— В моей частице эктара, — пояснила девочка. — Они хороши в координации из-за множества щупалец и глаз. Лучше всех играет именно он, когда в него превращается Экан.

— Желал бы я услышать его игру, — вздохнул заинтригованный Флаш.

И вот уже рядом стоит эктар. Больше мальчика не ошеломлял его вид; он привык к нему, а общение с охранником снаружи даже в какой-то степени его подготовило. Экан не казался ему чудовищем в любом образе.

Эктар поднял флейту и приладил к ней воздуховод, чтобы иметь возможность выдувать ноты. Затем обхватил её поудобней щупальцами и заиграл.

Звуки были поистине феноменальны. Флаш слышал, как играет дедушка Стайл, и знал, что на всей планете существует лишь один музыкант лучше него. Им был адепт Клеф, чьи мелодии полнились магией, фигурально и буквально. В облике единорога Флаш тоже отлично играл; этому виду музыкальность даровала сама природа. Его инструментом была одна из разновидностей флейты с мягким приятным звучанием, и это давало ему преимущество, когда он играл в своём человеческом обличье. Таким образом, превосходство Обвы стало для Флаша неприятным сюрпризом, ведь в ней кровь единорогов не текла. Но теперь он осознал, что эктар действительно имел прямое отношение к её таланту. Может, он и рассчитывал мелодию математически, не испытывая к ней особых чувств, но техника исполнения потрясала. Животные ипостаси Обвы, в свою очередь, наделяли музыку чувственностью, и поэтому даже её неуклюжие человеческие пальцы извлекали из флейты божественные звуки.

Флаш взял свою флейту и присоединился к ней несколько тактов спустя, импровизируя. Полилась прекрасная мелодия, но вскоре он вынужден был остановиться, ощущая скопление магии. Эктар властью над ней не обладал, и его музыка ничем не угрожала, в отличие от музыки Флаша.

Рядом с ним вновь появилась Обва, обрывая себя на середине ноты.

— Научи меня этому! — воскликнула она.

Адепт-Единорог понял, что она проникла в суть его магии. И осознал, что им предстоит ещё учиться и учиться. Над музыкальной составляющей магии надо поработать как следует.

Время, как и прежде, мчалось слишком быстро. Конец «дня» истёк незаметно, наступила пора возвращаться в обыденную реальность и отправляться к Южному Полюсу. Там, надеялись они, тайна их миссии наконец прояснится.

Уверенности в том, что поступает правильно, Лисандер не испытывал. Пока он больше помогал противнику, нежели собственному виду. Но что ещё оставалось делать? Повстанцы знали о его миссии и позволяли наблюдать за их действиями, лишь пока им это было выгодно. Если он заартачится, они просто избавятся от него. Если же он их сдаст, то никогда не узнает плана во всех его деталях, поскольку они и сами его не понимали.

Поэтому Лисандер подчинялся, даже видя, что коварное дитя Нипи-Флаш его использует. У него оставалась одна спасительная мысль: пророчество, о котором они постоянно толкуют, окажется верным, и в конце лишь он мог подарить местному народу победу. Это означало, что их усилия без сотрудничества с ним лопнут, как мыльный пузырь, несмотря на затраченное время. Их магия вынудила его полюбить Эхо, но Лисандер сомневался, что чувство, в свою очередь, заставит его пренебречь своей миссией. Он удерживал туз в рукаве, и скоро они предоставят ему возможность разыграть карту.

Если только сама история о пророчестве не была ложью, направленной на то, чтобы привести его к сотрудничеству. Но это казалось неправдоподобным, поскольку пока что все их слова подтверждались. Даже заклинание невидимости: к чему наделять ею врага, давая ему беспрепятственно подглядывать и подслушивать, если в действительности он тебе не нужен? И зачем принуждать полюбить его одну из союзниц, если не рассчитываешь на то, что в итоге он перейдёт на твою сторону?

Вообще-то невидимость уже почти пропала. Лисандер видел себя, хотя его тело и выглядело прозрачным. Теперь он носил одежду и мазал грязью конечности, чтобы его видели целиком; так он чувствовал себя собой, а не неизвестно кем. Магия всё ещё впечатляла его: эффект от одного наскоро произнесённого заклинания длился две недели, прежде чем ослабнуть. Он не сомневался в том, что с такой же лёгкостью Флаш мог превратить его, например, в жабу.

Лисандер погладил Эхо, лежавшую рядом с ним в объятиях сна. Её тело было машиной, управляемой кусочком протонита, но мозг когда-то принадлежал живому существу и нуждался в отдыхе. Когда девушка спала, отключались и другие её системы, и разбудить её можно было, лишь применив физическую силу. Его прикосновений она не ощущала. Его любовь к ней была искусственной, вызванной при помощи магии. Однако это не отменяло её подлинности. Магия каким-то образом затронула чувства в теле андроида и его мозг эктара, и вызвала те же химические реакции, что и настоящая любовь, только более надёжно, чем это происходит в природе. Человек, убитый искусственным оружием, остаётся таким же мёртвым, как и погибшие в результате естественных причин; точно так же действовала его любовь.

Любопытно, что романтические чары не выветрились так, как невидимость. Возможно, это были разные заклинания. Не исключено, однако, что и любовь постепенно пройдёт — вот только её заменит настоящая. Наверное, попытавшись, Лисандер смог бы от неё избавиться, увеличив поток негативных мыслей и сомнений. Но желания пробовать не возникало; не было причины, ведь она доставляла такое наслаждение.

Неужели придётся отказаться от неё, когда настанет час выполнить миссию? Лисандер боялся, что так оно и будет. Его печалило, что придётся поступить именно так: предать Эхо вместе с остальными. Но дисциплина эктаров требовала этого, и с их точки зрения, повстанцы зря потратили время и силы, принудив его полюбить местную женщину. Лисандер не чувствовал себя предателем. Да, он любил её, но свойственную эктарам честь ценил больше. Никогда за всю историю его цивилизации ни один эктар не нарушил своего слова, даже самого пустякового. Благородство возвели в степень, практически недостижимую для других видов. Таким образом страж-эктар, заключивший сделку с врагом, до конца придерживался буквы соглашения. Да, в процессе он предал своих, но если бы победил, многим бы им помог. Протоколы подобное поведение дозволяли; лишь бы сделка была честной, а ставки — равными.