Алина Углицкая - Перст судьбы. Эсмиль

– Что вы собираетесь делать? – прохрипела Эсмиль, все еще не веря в происходящее.

Но ответ был не нужен. Бывшая амаррка узнала сооружение, которое и сама не раз использовала в играх с рабами. Но, кажется, эти люди не собирались играть. Да и помещение мало напоминало роскошную спальню в ее амаррском дворце.

Душный каменный мешок. Вот что это было. Влажные каменные стены, нависающий потолок, такой низкий, что самому высокому из мужчин, чей глаз был прикрыт повязкой, приходилось стоять чуть согнувшись. Под потолком – крошечное окошко размером не больше двух ладоней – единственный источник свежего воздуха. На входе – железная решетка вместо двери. И за этой решеткой ничего, кроме такой же каменной стены и одинокого чадящего факела, с трудом разгонявшего тень.

Это было какое-то подземелье.

– Вышли. Все, – мужчина в камзоле махнул рукой.

Судя по всему, он был главным среди четверых незнакомцев. На вид уже немолодой, но еще довольно крепкий и подтянутый. С его лица не сходило высокомерное выражение, тонкие губы кривились в циничной усмешке, а в глубине глаз таилось что-то такое, от чего по телу девушки пробежала холодная дрожь.

Когда его приспешники удалились, бросая в сторону пленницы похотливые взгляды, он обернулся к Эсмиль.

– Думаю, нам стоит познакомиться ближе. Родрик Баллорд к вашим услугам, благородная квинна, – и он отвесил шутовской поклон. – Так сказать, будущий лэр Эрг-Нерай.

– Лэр? – из горла девушки вырвался хриплый, издевательский смех. – Да от тебя за милю тянет навозной кучей. Сейчас же развяжи меня!

Он подошел к ней почти вплотную, поднял руку и небрежным жестом потрепал по щеке.

– Какая дерзкая сучка.

Эсмиль дернула головой, прошипела:

– Ты знаешь, кто я?!

– Знаю, – его ладонь отвесила ей ощутимую пощечину, потом начала медленно спускаться вниз, поглаживая шею, – ты сучка Дарвейна. Жаль, конечно, что он сейчас не может присутствовать при нашей беседе.

Понимание накрыло ледяной волной, заставив девушку забиться в ржавых цепях:

– Ты! – она выплюнула это слово со всем презрением, на которое только была способна. – Это ты устроил ловушку! Ты убил Дарвейна!

– Умная девочка, – его ладонь ласкающим движением накрыла ее левую грудь, а вслед за этим большой и указательный пальцы сдавили сосок.

Эсмиль охнула. Боль была слишком резкой и неожиданной.

– Вот так, покричи для меня, – пробормотал мужчина и усилил нажим.

– Только посмей! – процедила она, глядя ему в лицо.

– И что ты мне сделаешь?

– Я убью тебя! Задушу собственными руками!

– Ну, это уж вряд ли, – он усмехнулся. – Мне нравится твоя строптивость. Даже интересно, где этот мальчишка отыскал такую жемчужину. Квинна, говоришь?

Он вдруг схватил ее за шею, стиснул, впиваясь в горло жесткими пальцами. Его твердые ногти вошли в плоть, перекрывая дыхание. Эсмиль захрипела, ловя ртом затхлый воздух подземелья.

Приблизив ее лицо к своему, Баллорд прошептал:

– Когда я закончу с тобой, ты будешь самой послушной, самой покорной рабыней во всех Северных королевствах.

– Мерзавец!

Она плюнула.

Слюна попала ему на лицо.

Мужчина прищурился, отступил, достал из кармана кружевной платок и спокойно вытер щеку. Потом, глядя на пленницу в упор, начал медленно раздеваться.

– Похоже, этот мальчишка тебя распустил, – проговорил он, сбрасывая камзол, а вслед за ним и рубашку на стоявшую в углу деревянную лавку. В его руках, будто по волшебству, возник тяжелый кнут. – Но ничего, я знаю, как выбить из тебя эту дурь. Скоро ты будешь лизать мне сапоги и радоваться, что осталась жива.

Эсмиль вздрогнула, когда толстый, свитый из кожаных полосок кнут с громким щелчком ударил по каменному полу. Ее уже пороли. Дарвейн. Но сейчас та, прошлая порка, казалась просто невинной забавой по сравнению с предстоящей пыткой. Этот мужчина не собирался ее щадить. Ему было все равно, останется она жива, или умрет. Ее жизнь для него ничего не значила.

Она была всего лишь женщиной. Слабой женщиной в мире мужчин.

И единственное, что ей сейчас оставалось – ненавидеть своего мучителя.

Плеть Дарвейна ласкала, даже причиняя боль. Кнут в руках этого человека был способен переломать кости. И Эсмиль могла сколько угодно сжимать зубы и твердить себе, что не сдастся, но уже через пару ударов из ее горла вырвался хриплый, режущий уши крик.

– Умница, – пробормотал мучитель, нанося следующий удар. Кнут черной змеей взвился в воздух, обвил тело пленницы, оставляя на нежной коже вздувшиеся багровые полосы.

Девушка опять закричала.

Он бил ее до тех пор, пока она не замолкла и не обвисла в цепях. Потом он откинул кнут и ослабил шнуровку своих штанов.

– Строптивых рабынь нужно наказывать, – услышала девушка приглушенное бормотание. – А ты теперь рабыня. Общая рабыня. Пока я не решу иначе.

Плюнув себе на ладонь, он растер слюну по ее промежности, а потом вошел одним грубым толчком.

Его член был твердым, тонким и мокрым. Эсмиль накрыла волна омерзения, заставляя закрыть глаза. Она слышала, как мучитель пыхтит у нее за спиной, пощипывая ей соски, царапая бедра и вбиваясь в ее тело с суетливой поспешностью. Как будто боялся, что не успеет.

Несколько быстрых движений – и он застонал, прижимаясь пахом к ее ягодицам. Потом, отступил.

– Хорошая сучка, – услышала она его чуть дрожащий голос. – Но если думаешь, что это все, то глубоко заблуждаешься.

Опустив голову, Эсмиль сквозь пряди растрепавшихся волос смотрела, как он поднимает с лавки свою одежду, как набрасывает на плечи камзол и идет к выходу. Заржавевшая решетка с противным скрежетом распахнулась.

– Она ваша, – ее мучитель махнул рукой, будто приглашая войти тех, кто стоял в коридоре. – Развлекайтесь. Только смотрите, без особых увечий. Она нужна мне живой.

В камеру вошли те трое, что недавно привязывали пленницу к столбам. Они не стали утруждать себя раздеванием, просто немного приспустили штаны. Их члены уже торчали, возбужденные видом покорной женской плоти. Да, это было именно то, что им нравилось больше всего: доступная, послушная, всегда открытая для вторжения. Разве женщине положено быть другой?

– Я первый, – просипел одноглазый, – Брик, давай с черного хода, а ты подождешь, – он кивнул третьему, у которого лицо было обезображено оспинами. – Доставим благородной сучке удовольствие.

Эсмиль застыла, когда грязные потные руки стали ощупывать ее тело, щипать и царапать. Она уже не кричала и не сопротивлялась, знала – все равно не отпустят. Оставалось только одно – стиснуть зубы и пережить. Закрыть глаза, не видеть эти рожи, отстраниться от происходящего и думать о Дарвейне. А еще – о мести. Месть была тем самым сладким блюдом, о котором она могла сейчас помечтать.