Анна Бэй - Вопреки. Том 3 [СИ]

— Двойной.

Он ушёл и не было его долго. Вокруг мелькали люди, словно на быстрой перемотке, а меня это раздражало. Я совершенно не в курсе сколько времени прошло, пришла в себя от капли воска, упавшей на моё плечо со свечи. Не успела её убрать, потому что это сделал Хозяин, вложивший в мою руку бокал с виски:

— Очень неблагоразумно искрить прямо у всех на виду, Алиса, — прошептал мне он, склонившись над моим ухом.

— М? — никаких искр не вижу.

Он вместо ответа показал на людей вокруг меня, которые вели себя странно: на их лицах была агрессия, резкие жесты, интонации, срывающиеся на крики. Я медленно отпила виски, завела вторую руку за спину и спроецировала несколько уже настоящих молний. Дышать стало проще, как и людям вокруг меня. Они вдруг стали тише и дружелюбней говорить, их яростные споры сменились смехом, который разрядил обстановку.

Пара зелёных глаз смотрела на меня так, что я поёжилась, а по коже пробежал холодок. Я сделала большой глоток алкоголя и опустила глаза:

— Ну и что мне с тобой делать? — задумчиво заговорил Блэквелл, — Если я тебя не трахну, то потеряю контроль и того и гляди убью, а если трахну, то ты сделаешь пару вот таких выпадов и в моей столице вспыхнет восстание, — пауза, — Знаешь, благословлённых Квинтэссенцией называют гениями.

— Вас так называют.

Странная ассоциация всплыла. Вспомнился мультфильм про Астерикса и деревню галлов с волшебным зельем, которое даровало сверхсилу. Когда действие зелья проходило, все люди становились прежними, то есть вполне ординарными, все, кроме Обеликса, который в детстве упал в котёл с зельем. Мой Хозяин как Обеликс, только никуда не падал, а просто в утробе матери закалился Квинтэссенцией.

— Да, — согласился он как-то уж больно угнетенно, — Я ведь плод твоей магии. Но тут важно другое: гениев часто называют безумцами. Переизбыток идей и вдохновения сводит с ума.

Многое становится ясно. Например, почему он так остро на меня реагирует, почему я, тем не менее, легко его понимаю и как целую неделю мне удавалось уводить его от агонии.

«Переизбыток идей и вдохновения сводит с ума». Непроизвольно делаю шаг от Хозяина, а он грустно улыбается.

Не знала, что так могу. Замечала, что если у меня хорошее настроение, то и все вокруг полны энтузиазма и извергают потоки идей, я вдохновляю идеями, хотя и сама их проецирую без конца. Когда-то я объясняла это простым словом «обаяние», или в конце концов «положительная энергетика», но на деле всё немного сложнее.

Недальновидно было упустить вторую сторону медали, ведь у всего сущего есть две точки обзора: «Бог дал, Бог взял» — из той самой оперы. На хорошее настроение всегда есть плохое, и во втором случае я чаще всего предусмотрительно забивалась в угол, чтобы никого не заразить, и, как оказалось, не зря.

Я смотрю на людей вокруг и пытаюсь понять, что же конкретно я с ними делаю.

Артемис. Был неуклюжим неотёсанным парнем, наугад идущим неведомыми путями, следующие шаги мы делали вместе, и он вдруг стал демонстрировать не весть откуда пробившим фонтаном талантов, которые никто не видел. А сейчас очевидно то, что Артемис набирает силы для какого-то нового, уже самостоятельного от меня шага, в предвкушении которого по моей спине идут мурашки.

Лорд Блэквелл. Был великим дальновидным стратегом, целенаправленно идущим по тропе войны. Остался таким же безупречным, но… пошёл другим путём, ведущим к самоубийству.

Он назвал меня Путеводной Звездой.

— Зачем вы идёте за мной? — спросила я то, что внезапно мелькнуло в моей голове в память о примере Квин. Она говорила, что освещает мой путь, но я делаю шаг и веду за собой других.

— Алиса… — тихо сказал Хозяин, — Я иду в темноте на ощупь. Я рождён Квинтэссенцией, поэтому всегда ориентировался в этой темноте лучше других: у меня хорошая интуиция, хорошее осязание, обоняние, но я всё же слеп, ведь та Квинтэссенция, к которой привык я ещё в утробе матери была значительно слабее, чем-то, с чем я сталкиваюсь сейчас.

— Стоп. Вы — прирождённый стратег, ваши таланты не зависят от Пятой Стихии. То, что вызывает у меня самовозгорание мозга, для вас как дважды два.

— Я могу просчитать развитие событий, предугадать поведение людей за долго до того, как они примут решение. Люди принюхиваются к пище в порыве попробовать её на вкус, а я её уже попробовал, переживал, переварил и… в общем ты поняла. Это просто, когда дело касается людей, их трусости и алчности. В геополитике я ориентируюсь без чьей-либо подсказки, ведь вся она — плод деятельности человека. Но мы говорим о магии, о воле случая, о том, от чего никто не застрахован. Сегодня я еду на коне с флагом по земле побеждённого противника с чёткой уверенностью в завтрашнем дне, ведь просчитал всё с погрешностью до доли секунды, но завтра так и не настанет, потому что внезапно давлюсь карамельной, которую в этот момент держу за щекой.

Образно, ёмко. Мне и вправду приходят неосознанные решения, оглашение которых кажутся нелепыми до поры до времени. Как сегодня с Марком, когда я говорила странные вещи, но мне они казались такими… реальными! А предчувствие перед битвой за Мордвин?

Снова пауза, после которой голос Хозяина продолжил излагать мысли.

— Когда отказывает один орган чувств, все другие обостряются, но ты слепишь, освящая те пути, которых я даже не знал.

— То есть «эпическое самоубийство» — дорога, проложенная мною? — мой голос прозвучал хрипло, потому что это было больно осознавать, но Хозяин почему-то засмеялся:

— Нет! Нет, нет и ещё раз нет! Это моя давняя мечта, которую ты нагло у меня забрала.

— «Мечта»? Люди мечтают о мире во всём мире, о Ламборджини Диабло, катаясь на «Ваз 2110», или об урожае в засуху, но не о самоубийстве!

— Каждому своё, искорка. — он пожал плечами, наблюдая за гостями в зале.

— И что, других грёз у вас нет?

— Ммм… — задумчиво проурчал он, по-прежнему на меня не глядя, — Сейчас мне очень хочется нагнуть тебя раком. И это устойчивое желание.

От неожиданности я поперхнулась виски, и оно пошло через нос — не самое приятное ощущение. По спине постучала чужая рука — ещё одно неприятное ощущение, потому что я ненавижу, когда меня касаются чужие люди. Хотелось оторвать ту руку, что только что лежала на моей спине, но пришлось сдержаться.

— Познакомь меня со своей цыганкой, Блэквелл, и я твой должник, — слышу я шёпот одного высокого блондинистого молодого человека.

В его карих глазах нет ничего внушающего надежду на спасение человечества от гиены огненной: он пустой, алчный и подлый. С ним два мужчины совсем не запоминающейся наружности и женщина (вот у кого цыганские корни, а вовсе не у меня!) Красивая молодая женщина с очень смуглой кожей, тёмными пушистыми вьющимися волосами, красивым лицом и голубыми глазами. Очень красивая, но через чур худая, ведь намёка на женские формы у неё и в помине нет.