Екатерина Оленева - Невеста для Дракона

Каким-то чудом удалось уйти от следующего выпада. Сопротивляться становилось всё сложнее. Плечо дико ломило.

Геяда смотрела не неё без ненависти. Вроде как даже с сочувствием. Мол, глупая, человечка. Куда же ты затесалась? Во что тебя втянули?

— Просто сдайся, — сверкнула она глазами. — Всего несколько мгновение боли и тебя по инерции выбросит в твой родной мир. Поверь, для тебя в этой истории это-то и будет счастливым концом.

Ирина споткнулась на середине атаки, дезориентированная усиливающейся болью и всколыхнувшимися сомнениями.

Драться за право попасть в Ад глупо. Может быть глазами стихийного духа Земли на неё смотрит само Небо, предлагая последний шанс? Последний шанс остаться самой собой — остаться человеком, избежавшим проклятья.

Вернуть себе голос, вернуть счастье полёта. Лететь вверх, парить, а не падать в бесконечную пустоту. Или быть вечно надзирателем проклятых душ, без права на общее помилование — какой ужасающий приз.

Но разве может быть другой в Драконьих Играх?

Словно почувствовав перемены в настроении Ирины, Флёр продолжила:

— Подумай, человек! Хорошенько подумай! Сейчас ты стоишь у последней черты и второго шанса отступиться не будет.

Ты станешь могучей и сильной, как само адское пламя — негасимый огонь. Самый жуткие монстры в бесконечной ночи подземелья будут трепетать перед тобой, но солнца ты уже никогда не увидишь. Всё человеческое станет тебе недоступным. Не для тебя станут цвести цветы весной, звенеть ручьи в тёплую летнюю ночь; тебе станет недоступна птичья разноголосица, вечная песнь всепобеждающей любви — песнь смертных, тех, кто умирает, чтобы воскреснуть вновь. Придёт зима, всё сковав леденящим, вымораживающим душу холодом, но вослед ей всегда спешит весна, а души вновь возвращаются колесом жизни в новое воплощение. Только ты уже не вернёшься. Никогда! Ты в прямом смысле слова отдашь свою душу в обмен на любовь.

Только умеют ли любить бездушные? Возможно ли сама любовь там, где каждый вздох — мучение? Где каждое мгновение пронизано пороком, страданием, тьмой?

С каждым словом Флёр ускоряла темп до такой степени, что оружие в её руках мелькало серебреной молнией.

Ирина с трудом успевала парировать удары геяды.

— Человек! Одумайся! Ради чего ты готова отринуть всё, что составляет суть твою? Разве ты не видишь, что Дракон попросту заморочил тебе голову, как испокон веков ему подобные смущают человеческие души? Он даже не лгал тебе — ты готова сделать это за него. Ты говоришь, что готова погубить свою душу ради любви к Дракону? Но о какой любви может идти речь? Ты ведь не знаешь его? Ради кого ты противостоишь мне? Даже лик его всего лишь личина.

Кто отражается сейчас в твоих глазах: Шах Чад? Андриас Дантэлион? Или то крылатое чудовище, чьи когти длиннее твой собственных рук? Что заставляет тебя идти во мрак, дитя? Отказываться от собственной сути?

— Данное слово.

— Что? — от удивления геяда пропустила удар лишь в последний момент едва успев уклониться от выпада Ирины.

— Я дала слово сделать всё, что смогу, чтобы выиграть это схватку!

— Кому?

— Андриасу. И себе.

За мечом Ирины шёл тёмный след, как дым от пожара. И словно с каждым новым замахом оружие делалось легче и, казалось, уже не Ирина дралась, а он, набирая силу, вёл её за собой.

— Я дала слово драться до последнего, пока хватит сил. Или пока не одержу победу.

— Как в прошлый раз? Тогда ты тоже дралась до победного конца. Что это тебе дало? Но в прошлый раз погибло лишь твоё тело, теперь ты рискуешь гораздо большим.

— Что поделать? Иногда любовь самая большая жертва.

Глаза Флёр довольно сверкнули.

— Вот именно! Жертва! Добровольная жертва — вот то, что делает таких, как Андриас, сильнее в разы. Вот то, что заставляет падших огненным змеем входить в светлицы таких дурочек, как ты, испокон веков, раз за разом, поселяя в их душе надежды на то, чего быть не может. Никогда! Не любят бессмертные смертных. Люди для них лишь пища!

Открой глаза, глупая! Помоги мне спасти себя! Отринь искушение и скверну, или станет слишком поздно. Бесценные крупицы времени, отпущенные нам, уходят.

Темп боя, который они взяли, был нечеловеческим. Да и сомневалась Ирина в том, человек ли ещё она?

— Знаешь, что самое страшное в любви? Что в ней нет ни правды, ни справедливости, ни чести. Любовь единственная сила, что не воздаёт человеку по заслугам. Ты можешь отдать всё, до конца, позволить исчерпать душу до самого дна — а в ответ тебя грубо кинут! Среди людей часто говорят о том, что любовь спасает души. Но разве есть в мире сила, сгубившая больше душ, чем эта блудливая тварь? Сколько человек потемнели, перестали верить в бога и небеса, отчаявшись отыскать любовь, раз за разом вместо света находя тьму?

Любовь — страшная стихия, в которой невозможно управлять собственной судьбой. Она обламывает не только крылья, руки и ноги! Она коверкает души, ломая их вдребезги.

Встретившись, клинки зазвенели, рассыпая цветные искры. Лица девушек почти соприкоснулись.

— Не любовь! — решительно возразила Ирина. — Я не уверена в том, что люблю Андриаса. Ещё меньше в том, что он любит меня. Но знаю одно — не любовь губит и корёжит человеческие души, а отказ от неё, — тяжело дыша, сообщила она в искажённое лицо противницы.

С усилим она отшвырнула от себя Флёр.

Их клинки вновь разошлись.

— Думаешь, стоит прыгнуть в пропасть, как твой Дракон ринется за тобой следом? — расхохоталась геяда. — Ты будешь падать во тьму в гордом одиночестве. Ты познаешь разочарование и боль. Ты пожалеешь о своём выборе!

— Возможно. Как ни горько это признать, легки дороги лишь у глупцов, потому что они попросту не в состоянии осознать тягот пути. Но если я упаду во тьму, я и там стану искать свет. И найду его!

— А если не найдёшь?

— Если не найду, зажгу сама! Даже в аду можно найти уголок, чтобы разбить в нём маленький садик и радоваться в нём, пусть единственному, но цветку. Может быть, Андриас и предаст меня, может быть я для него лишь пища, но я знаю одно — я его не предам.

— Того, кого знаешь едва-едва? Кто вряд ли был с тобой честен?

— Но и ни разу не был уличён в прямой лжи! И уж если на то пошло, бросив его сейчас я предам не только его — но и саму себя. В прошлом воплощении я не пожалела для него жизни. А он ждал меня семьсот лет…

— Если только не солгал? Мастеру иллюзий что стоит состряпать ещё одну, сладкую, как сон и горькую, как кошмар, ложь для маленькой легковерной дурочки?

Ирина пропустила удар и снова меч геяды оставил кровавый след на её теле.

И слова, и сталь резали одинаково больно. Потому что во всём, что говорила противница, был свой жестокий резон.

Стоит усомниться в одном, и звено за звеном, рассыплется вся цепь веры. Мы выковываем эту цепочку порой целую жизнь и всё разбивается в одно мгновение.