Екатерина Бэйн - Найденыш [СИ]

Она пулей пролетела мимо Люка, даже не сказав ему «до свидания», хотя он судя по всему, хотел ей что-то сказать. Но девушка слишком стремилась покинуть «гостеприимные» покои. Хорошего понемножку.

Кажется, королева Оливетт сошла с ума. Страшно даже представить, что будет с человеком, побудь он наедине с принцем пару часов, не говоря уже о днях. Он способен довести либо до падучей болезни, либо до собственного убийства. Хотя… Может быть, все дело в ней? Может быть, это она столь болезненно и остро реагирует на его шпильки? Все может быть. Одно из двух: или королева не знает об этой особенности принца, или она способна не обращать на это внимания. Лично она, Ромейн, не способна. Это выше ее сил.

Королева ожидала ее с плохо скрываемым нетерпением. Женщина была не в состоянии даже сидеть, она ходила по комнате, ненадолго задерживаясь то у окна, то у стола, то у двери. Взгляд, которым она встретила наперсницу, был подозрительным.

— Ты долго отсутствовала, — сказала Оливетт, — почему?

— Его высочество долго размышлял, прежде чем дать ответ, госпожа, — ответила Ромейн, погрешив против истины.

Но не говорить же королеве правду, в самом деле.

— И каков его ответ? — напряглась та.

— Его ответ «да», госпожа.

Лицо Оливетт озарила торжествующая улыбка.

— Да! Ну, конечно, я так и думала!

Ромейн опять промолчала, склонившись в почтительном поклоне. Посвящать королеву в суть согласия принца — занятие бесцельное и в чем-то даже опасное. Девушка подозревала, что Филипп согласился лишь по одной причине — хорошенько поразвлечься за ее счет. А если слово «развлечение» он и королева понимали по-разному, чья это вина? Во всяком случае, не Ромейн.

— Итак, Роми, теперь у меня будет к тебе еще одно поручение, — заговорила Оливетт, все еще улыбаясь, — мне нужно, чтобы ты отправилась за принцем в десять часов вечера и сопроводила его сюда. Проследи, чтобы тебя никто не видел.

«Великий Боже», — подумала девушка. Принц Филипп как в воду глядел.

— После девяти в замке не так много народу, — добавила королева, — так что, не думаю, что вас кто-нибудь увидит. Но все же, будь начеку.

— Конечно, госпожа, — кивнула Ромейн.

— Надеюсь, все остальные поручения будут тобой выполнены столь же блестяще.

Девушка кивнула. Да, это именно то, о чем предупреждал ее Меор. И как она теперь должна реагировать?

— До десяти еще довольно много времени, так что, пока ты свободна. Можешь провести его по своему усмотрению.

— Хорошо, госпожа, — присела Ромейн.

— Тогда ступай.

Девушка отправилась к себе. Как прав был Меор. Задумка Оливетт явно не отличается порядочностью и благопристойностью. Но почему она должна следить за ее нравственностью? Королева и сама знает, как ей следует себя вести. В конце концов, это ее личное дело. И отвечать за содеянное ей придется самой. Что здесь может сделать она, Ромейн? Ничего. Только исполнять то, для чего ее наняли. Смотреть на это лишь как на работу, не вдаваясь в моральные критерии. Да и какое ей, собственно, дело до всего этого? Ровным счетом, никакого.

Ромейн очень хорошо умела уговаривать свою совесть.

После ужина, когда многие из слуг собирались отправиться на боковую, к Ромейн подошла Мэгими. Девушка не ожидала, что бывшая наперсница предпримет какие-то попытки к сближению. Впрочем, позднее она поняла истинную причину этого.

— Ну, и как первый день на службе ее высочеству? — осведомилась Мэгими, приблизившись к Ромейн.

— Очень хорошо, — отозвалась та, смерив ее взглядом с головы до ног.

— Думаешь, ты самая лучшая? — фыркнула девушка, — воображаешь, что раз тебе удалось втереться в доверие к королеве, то ты сумеешь возвыситься? Но ты сильно заблуждаешься, поверь мне. Кто ты, вообще, такая? Ты — никто, подкидыш, найденыш без имени и роду. У тебя даже семьи нет.

— Нет, — признала Ромейн спокойно, — и что из этого следует?

Хорошенькое личико Мэгими исказила злобная гримаса.

— Все знают, что меня прогнали из-за тебя. Ты воспользовалась привязанностью ее величества и вынудила сделать это. Ты — бессовестная, наглая выскочка.

— Это все? — осведомилась девушка.

— Нет, не все, — Мэгими размахнулась и без сомнения, хотела дать ей хорошую оплеуху, но ее рука зависла в воздухе.

Пару секунд она недоуменно моргала, словно не понимая, что происходит. Потом опустила руку и сказала, словно выплюнула:

— Ты еще пожалеешь об этом. Пожалеешь, поняла?

— Теперь, если ты все сказала, я пожалуй пойду, — Ромейн развернулась и отправилась по корридору.

Мэгими провожала ее взглядом, полным бессильной ярости. Она не понимала, что вынудило ее задержать удар. Как будто, кто-то сказал ей «стоп», и она подчинилась, хотя совершенно не желала этого. Ей до смерти хотелось ударить Ромейн, да что там, ударить, отколотить, оттаскать за волосы и даже пнуть пару раз, как следует. Тогда почему же она передумала?

Нельзя сказать, что слова бывшей наперсницы совершенно не задели Ромейн. Они ее задели и еще как. Но ей удалось сдержаться, хотя очень хотелось размазать Мэгими по стенке. Зная ее возможности, можно было с уверенностью предполагать, что это не пустая угроза. И Мэгими с ее жалкими попытками завязать драку выглядела бы на ее фоне весьма бледно. Но Ромейн нужно было сдерживать свою силу и не давать ей воли. Иначе могло произойти нечто ужасное.

Плохо было то, что девушка, и сама не знала пределов своих возможностей. Уроки Меора были хороши лишь в изучении и сдерживании дремавшей в ней силы, но никак не в ее использовании. А ей нужно было учиться, иначе зачем все это.

Хотя слова Мэгими были злы и обидны, в них было много правды. Да, у нее нет семьи, она найденыш без роду и племени. Она никогда не видела своих родителей и даже не знает, живы ли они. Это было очень печально. Но с другой стороны, она никогда не претендовала на место Мэгими и не влияла на Оливетт в попытке получить должность наперсницы. Оливетт сама предложила ей это. Мэгими ей не нравилась, она утверждала, что девушка постоянно шпионит за ней и пытается подслушивать. Так что, эта сторона обвинений Мэгими была неправдой. Но вот позволить себя ударить Ромейн не могла, поэтому и применила силу. Всего лишь легкий сигнал, мысленный импульс, остановивший руку девушки. Это получилось спонтанно и совершенно естественно, словно подобное было для Ромейн обычным делом. Это, наверное, тоже было очень плохо. Она не любила манипулировать людьми. Но одна мысль о том, что любой человек, повинуясь ее мысленному приказу, будет делать все, что ей угодно, завораживала. И все же, Ромейн понимала, почему магические семьи живут в столь серьезной и строгой изоляции. Каково это, постоянно терпеть рядом с собой людей, которые способны внушить тебе все, что угодно? В любом случае, это вызывает лишь озлобление.