Екатерина Бэйн - Найденыш [СИ]

— От чего спасти?

— От отчуждения. Итак, вы готовы?

— Это занятно.

Некоторое время Оливетт смотрела ему в лицо, ожидая продолжения, а потом сказала:

— Что ж, я начну первая. Филипп, я думаю, вы влюблены, — и она рассмеялась легким, мелодичным смехом.

Принц с удивлением приподнял брови:

— В самом деле?

— Да-да, не спорьте, я вижу. Ничто не сможет обмануть глаза женщины. Мы обладаем интуицией, больше чувствуем, чем думаем. Но наши чувства безошибочны.

— Да ну? — он фыркнул, — все это я уже слышал много раз. Почти столько же, сколько видел ошибок вашей хваленой интуиции.

— Но до сих пор это не относилось ко мне.

— Это верно.

— Между прочим, я даже догадываюсь, в кого вы влюблены.

— Будет интересно это услышать, — съязвил Филипп, — ну-ка, скажите мне новость, матушка. Я заинтригован.

— Ох, Филипп, Филипп, — Оливетт вновь рассмеялась, коснувшись ладонью его щеки, — вы прячете свою робость и нерешительность за сарказмом, а это не всегда срабатывает. Так нельзя. Поймите, любовь не признает пассивности. С вашей стороны требуется лишь ма-аленькое усилие — и победа за вами. Да, кстати, могу добавить, — тут королева приблизила свои губы к его уху и прошептала:

— Предмет вашей страсти к вам благосклонен.

— Да? Кто именно? — осведомился принц, слегка отстраняясь.

— О, — королева отклонилась назад и посмотрела на него с пониманием, — вы не хотите раньше времени раскрывать свои карты. Ох, какой же жар скрывается в вашем сердце. Хорошо, пусть будет по-вашему. Я умею ждать, Филипп. Всю мою жизнь можно назвать одним большим ожиданием.

— Женщины не умеют ждать, — сказал Филипп, начиная жалеть о своем приходе.

И зачем он вообще согласился на это? Эта женщина находится в плену собственных заблуждений, уверена в них столь глубоко, что уже не отличает действительность от своих фантазий. Очень скоро она поставит его перед выбором: поддержать их или развеять в прах, Филиппа оба варианта совсем не привлекали.

— Многие, — согласилась Оливетт с его утверждением, — но не все. Вы судите о тех, которых знаете. Меня вы не знаете, Во всяком случае, пока.

«И не хочу знать», — добавил он мысленно.

Помолчав, она оглядела его еще раз, более внимательно, с ног до головы, не упуская ни малейшей детали.

— Вы совсем не похожи на короля, Филипп. Ни единой черточкой. Наверное, в вас очень сильны материнские корни. Она ведь была доброй и покладистой, как я слышала.

— Вы правильно слышали, — сухо сказал принц.

— И волосы у вас мягкие, словно шелк, — Оливетт провела рукой по его волосам, будто проверяя этот факт, — мягкость волос говорит о мягкости характера.

— Неужели? Не в моем случае.

— Не в вашем, — кивнула королева и рассмеялась, — вы спрятали его в броню, Филипп. И в этой броне очень мало уязвимых мест. Вы хотите, чтобы вас считали жестким, в чем-то даже жестоким. Но почему вы думаете, что мягкость — это недостаток?

— Мягкость — это слабость. Но вы напрасно столь уверены в том, что я что-то прячу, матушка.

— Вы делали это слишком долго, так, что успели свыкнуться, врасти и привыкнуть. Но неужели вам не хочется иногда сбросить маску? Попробуйте.

Филипп покрепче сжал зубы. Этот странный разговор одновременно раздражал и беспокоил его не на шутку.

— Сбросьте маску, Филипп. Хоть раз скажите то, что хотите сказать на самом деле. Сделайте это. Сделайте это сейчас.

— Вы уверены, что хотите этого? — спросил он сквозь зубы.

— О да, — Оливетт прерывисто вздохнула, — я уверена. Я готова к этому. Я готова ко всему.

— Хорошо, раз вы так просите. Но не говорите потом, что вас не предупреждали, — принц поднялся со своего места, — на самом деле, мне хочется уйти отсюда немедленно. И я так и сделаю, когда скажу то, что вы хотели, ваше величество. Я не хочу знать, что вы вбили себе в голову, но по-моему, вы просто сошли с ума. То, что вы себе вообразили — этого нет. И лучше вам понять это поскорее, пока не стало хуже. Это именно то, что я хочу сказать на самом деле. А теперь прощайте, — и Филипп направился к двери.

Оливетт некоторое время сидела на ручке его кресла совершенно неподвижно, замерев, застыв, окаменев. Кажется, она даже перестала дышать. Но оцепенение скоро прошло. Королева резво вскочила с места и цепко ухватила принца за рукав:

— Ну нет, стойте. Вы не можете так уйти. Вы не можете!

— Я могу уйти так, а, могу и со скандалом. Но вам: ведь это не нужно, сударыня, — ноздри его носа раздувались, но пока Филипп контролировал свой гнев, — в ваших интересах не поднимать шума.

— Что вы имеете в виду? Что вы себе возомнили? Вы… вы… — Оливетт размахнулась и дала ему пощечину.

— Вы прогнали мага, потому что он видел вас насквозь, — прошипел принц, с шумом втянув в себя воздух, — но я тоже могу это. Для этого мне не нужно обладать магическими способностями.

— Вы — наглец! — вторая пощечина последовала за первой, — вы… вы поплатитесь за это! Это вам даром не пройдет, слышите, вы, негодяй?

— И что вы сделаете? Пожалуетесь королю? Не советую вас этого делать. У меня есть ваша записка. Вот так-то, — выговорив заведомую ложь, Филипп не почувствовал угрызений совести, одну только гадливость, словно прикоснулся к ядовитому пауку.

Оливетт ничего не сказала на это, лишь молча хватала ртом воздух. У нее был вид рыбы, выброшенной из воды на сухой песок.

Принц потянул на себя дверь, которая поддалась туго и со скрипом, вышел в корридор и не оборачиваясь, удалился.

Наутро Ромейн поднялась в положенное время и позавтракав, была готова к выполнению новых поручений Оливетт. Одной из ее обязанностей было то, что каждое утро после завтрака девушка должна была приходить к королеве. Однако, сегодня этот визит оказался тягостным.

Оливетт явно не спала ночь. Она, была бледной, с темными кругами под глазами, нервной и очень злой. Злость исходила от нее волнами. Ромейн она встретила очень неприветливо.

Для начала королева долго не хотела ее замечать. Пару минут стояла у окна, смотря на горные вершины, покрытые снегом, потом отошла, налила в стакан воды, подняла, поставила назад и вернулась к камину, где стояло ее любимое кресло. За все это время она на свою наперсницу даже не взглянула. Ромейн провожала женщину недоуменными глазами, но молчала. Что, в конце концов, происходит?

Наконец, Оливетт села в кресло, точнее упала, будто у нее подкосились ноги. На мгновение прикрыла глаза веками, а потом в упор посмотрела на Ромейн.

— Что ты стоишь? — спросила она вместо приветствия.

— Жду ваших распоряжений, госпожа, — присела девушка.

— Ждешь? Ну, ну. Моих распоряжений. Сядь! — почти рявкнула королева.

Ромейн молча опустилась на стоявший поблизости стул.