Екатерина Бэйн - Найденыш [СИ]

Время до назначенного часа пролетело очень быстро хотя бы потому, что Ромейн очень не хотелось исполнять поручение королевы. Она не понимала, почему бы принцу самому не прийти к десяти в королевские покои. Он явно не заблудится. К чему эти лишние церемонии, особенно, если это нужно сохранить в тайне?

Но идти было нужно и девушка отправилась по уже знакомому маршруту. С неприятным поручением следует покончить как можно скорее.

Охраны у дверей уже не было. Люк встретил Ромейн с сумрачным лицом, должно быть, он был посвящен в подробности ее прихода.

— Мисс Шиниз, — сказал он напряженным голосом, — его высочество ожидает вас.

— Благодарю вас, сэр, — отозвалась Ромейн, направляясь к двери покоев.

Слуга открыл их перед ней и девушка вошла вовнутрь. Филипп обернулся на ее приход.

— А, мисс Шиниз, — протянул он, усмехаясь, — значит, я был прав? Вы пришли сопровождать меня?

— Именно так, ваше высочество.

— Зачем? Я и сам в состоянии дойти.

— Это приказ ее величества. Лично я в этом отношении полностью согласна с вами, но полагаю, вас не интересует мое мнение.

— Напротив, — принц шагнул к ней, — очень интересует. Поскольку я догадываюсь, что у вас особое мнение на мой счет. Его вы уже продемонстрировали пять лет назад.

Ромейн промолчала. В этих словах было очень много правды.

— Кстати, мисс Шиниз, что вы делаете завтра после полудня?

Вопрос был неожидан и девушка вскинула, на него глаза в немом недоумении. Потом спросила:

— Что?

— Я думал, что у вас все в порядке со слухом.

«Да, только у вас не все в порядке с головой», — мысленно отзывалась Ромейн.

— Так как?

— Не знаю. Я нахожусь на службе и обязана выполнять поручения ее величества, когда она соизволит мне их дать.

— Завтра после полудня у нее не будет для вас никаких поручений, могу вас заверить, — ухмыльнулся Филипп.

— Почему вы так в этом уверены, ваше высочество?

— Потому что я знаю. Итак, мисс Шиниз, завтра я пришлю за вами своего слугу.

— Зачем? Я не понимаю.

— Ничего особенного. Просто хочу, чтобы вы полюбовались на одно весьма познавательное зрелище.

Брови Ромейн поднялись высоко надо лбом. Теперь она вообще ничего не понимала. Какое еще зрелище?

— Значит, с этим улажено. Пошли, — Филипп мотнул головой в сторону двери, — ведите меня, а то я боюсь заблудиться. Знаете, это было бы весьма некстати.

И он рассмеялся.

Ромейн смерила его тяжелым взглядом и направилась к двери.

— У вас нет чувства юмора, мисс Шиниз, — говорил принц дорогой, — вы могли бы хоть раз просто улыбнуться моим шуткам, если смех вам недоступен.

— Доступен, — кратко отозвалась девушка, — но я не нахожу это смешным.

— Вот я и говорю, что у вас нет чувства юмора.

— Разве вы шутите, ваше высочество? Я не знала. Я думала, вы просто издеваетесь.

Филипп снова засмеялся.

— У меня просто такие шутки, мисс Шиниз. Было бы просто замечательно, если б вы хоть как-то на них реагировали.

— Хи-хи-хи, — отреагировала девушка без тени улыбки на лице.

— Вы слишком дерзки и непочтительны для наперсницы, мисс Шиниз, — совсем развеселился принц.

— Да, я знаю, и я даже знаю, что вы сейчас скажете, ваше высочество.

— И что же я скажу?

— «Это ведь, кажется, вас наш уважаемый маг учил хорошим манерам?»

Он расхохотался.

— Рада, что вы в таком прекрасном расположении духа, ваше высочество. Поскольку это вам несомненно понадобится на аудиенции ее величества.

— Дерзкая девчонка, — отозвался Филипп и дернул ее за прядь волос.

— Прошу, — Ромейн распахнула перед ним двери королевских покоев, — ее величество ожидает вас.

— С нетерпением, — тихо добавил он, внося долю разнообразия.

Принц вошел вовнутрь и коротко поклонился королеве, которая сидела в мягком, удобном кресле, держа в руках рукоделие. Она подняла голову и улыбнулась:

— О, как мило, что вы пришли, Филипп. Садитесь, прошу вас, — и она указала ему на кресло, стоявшее напротив.

Филипп сел, вытянув вперед ноги. Оливетт перевела взгляд на Ромейн:

— Ты можешь идти, Роми, спасибо.

Девушка присела и вышла, плотно закрыв за собой дверь. Принц сдержал смешок.

— Я так рада, что вы согласились прийти, Филипп, — продолжала королева, — я ждала вас.

При этом ее глаза не отрывались от пасынка и прямо-таки излучали доброту и нежность. Но увы, весь эффект пропал даром, потому что Филипп как раз в этот момент с тщательным вниманием разглядывал свои ногти.

— О, пустяки, — отозвался он небрежно.

— И я также рада, что вы поняли наконец, нам есть, что обсудить. Сейчас мы можем поговорить спокойно, нам никто не помешает.

— Что мешало раньше? — осведомился принц.

— Уж вам ли не знать. К примеру, ваша робость и нерешительность.

— Да? — протянул он с удивлением.

На его памяти это произошло впервые. До сих пор никто еще не считал его ни робким, ни нерешительным.

— Конечно, — уверенно подтвердила королева, — я сразу поняла это. Не знаю, замечают ли другие, что вы в глубине души до сих пор остались скромным и молчаливым ребенком. Вы и теперь не особенно разговорчивы. Почему вы молчите? — спросила она неожиданно.

В ее красивых голубых глазах плясали веселые, лукавые искорки. Филипп пожал плечами:

— Я слушаю вас, матушка.

Отложив рукоделие, на котором не добавилось ни единого стежка, Оливетт встала со своего места.

— Вы меня не проведете, Филипп. Я все прекрасно понимаю. Вы насторожены, словно ожидаете от меня какого-то подвоха. От меня! Помилуйте, Филипп, неужели я могу причинить вам боль? Будьте уверены, вам не грозит никакая опасность, пока я рядом, — тут королева подошла к нему сбоку и присела на ручку его кресла, — я положу все силы, чтобы защитить вас.

— От чего? — хмыкнул Филипп.

— Но вы ведь чего-то опасаетесь, не так ли? — она дотронулась до его плеча, плавно и осторожно, — и прошу вас, Филипп, оставьте матушку.

Наклонив к нему голову, Оливетт улыбнулась:

— По-вашему, королева должна быть такой же мрачной, злой и жестокой, как и ее муж?

Принц слегка оторопел от подобной характеристики.

— Это совсем необязательно, — отозвался он чуть погодя, — тем более, что вы совершенно не походите на моего отца, матушка.

— Это не ответ, — королева постепенно завоевывая позиции, потрепала его по волосам.

Филипп снес это терпеливо, хотя не испытывал никакого удовольствия от подобного жеста. Он вовсе не нуждался в том, чтобы его гладили по голове, как несмышленыша.

— Я хотела бы услышать ваше мнение обо мне, Филипп.

— И зачем вам это, матушка?

— Затем, что мы живем рядом и должны знать друг о друге больше, чем знали до сих пор. Посудите сами, Филипп, мы живем, как чужие. Так нельзя, ведь мы — одна семья, а семьи должны быть дружными. Поэтому, я считаю, что нас может спасти только полная откровенность.