Марина Дяченко - Авантюрист

Потом все провалилось в темную яму, и я очнулся уже в супружеском ложе, и Алана сладко посапывала рядом, причем я – рогатая судьба! – никак не мог вспомнить, было что-то между нами или еще не было…

Теперь мы тряслись в карете по подмерзшим ухабам, и я снова и снова находил на багажной полке мягкий замшевый бок. Приданое. Тяжелый том в замшевом мешочке. Жизнеописание магов древности в исполнении декана Луаяна.

Молодая жена сидела напротив; карета снабжена была жаровней для обогрева, но Алана все равно мерзла, куталась в шаль и молчала. И я никак не мог понять, что стоит за ее молчание – обида? Или просто смущение подростка, оказавшегося ни с того ни с сего замужем за симпатичным, но – увы – почти незнакомым человеком? Или моя жена молчалива от природы? Качество для жены отнюдь не лишнее, но порой – сейчас, например – здорово удручает…

Вспомнить бы, что там было в первую брачную ночь. Неужели я – пусть и пьяный до потери памяти – мог обидеть женщину?!

Я спешил. Дни стояли короткие, гостиницы сменяли одна другую; мы с Аланой ночевали в разных комнатах, как будто бы для ее удобства, а на самом деле я никак не мог решиться. Будучи ее законным мужем, я видел в ней почему-то племянницу, дальнюю родственницу, которую мне поручили доставить с места на место, вот я и везу…

Во всех без исключения гостиницах встречались аппетитные служанки. Как и в старые добрые времена, ни одна из них не умела устоять перед моей улыбкой; я останавливал себя лишь в самый последний момент. Служанки огорчались; удобнее было бы списать мое целомудрие на усталость и не до конца зажившие раны, но в глубине души я прекрасно знал, что останавливает меня темный стыд, тягостное чувство, природу которого я не желал исследовать.

Влюбленная Алана оставалась всего лишь фишкой в моей игре. Дальше так продолжаться не могло, мне немедленно следовало воспитать в себе супружеские чувства – хотя бы для поддержания самоуважения. И видит Небо, я старался. Я пытался увидеть женщину в хмуром подростке, желанную женщину, мою жену; ничего не получалось, я фальшиво улыбался и фальшиво заботился, и вскользь обещал, что скоро, мол, доберемся до дома-и вкусим прелестей жизни, может быть, устроим охоту…

Алана молчала. Я по-братски целовал ее в щечку – и спешил оставить в одиночестве.

В одно прекрасное утро – гостиница была скверная, из всех щелей тянуло холодом, я не выспался и чувствовал себя преотвратно – моей жены не оказалось в комнате. Более того – постель, небрежно постланная служанкой, не была смята.

Я не дал волю панике – и правильно сделал, потому что супруга моя обнаружилась почти сразу. Внизу, в пустынном обеденном зале, чадно было от горевших всю ночь свечей; в углу заседала азартная компания – трое плотных мужчин и моя женушка, девчонка Алана, с закушенной губой и веером карт в дрожащих руках.

Я сдержался. Подошел, удерживая на лицу мину благожелательной скуки:

– Дорогая, через полчаса будет светло. Я велел Клову запрягать лошадей… Вы готовы?

Трое картежников переглянулись со странными улыбками. Алана долю секунды изучала карты – а потом подняла взгляд на меня, и я содрогнулся, потому что в ее глазах стояло почти такое же выражение, как в первую нашу встречу, на дороге, в присутствии оравы комедиантов.

Первая моя мысль была – они ее чем-то обидели. И, уже наливаясь яростью, уже вспомнив, что шпага осталась в номере, я провел взглядом по их бледным от бессонной ночи лицам.

Один был парень лет двадцати, с большим подвижным ртом, с нагловатыми острыми глазками; двое других, постарше, служили ему тем не менее свитой.

– Что случилось, Алана? – спросил я ровно, прикидывая тем временем, как бы поудобнее выхватить табуретку из-под ближайшего ко мне картежника.

– Я проиграла нашу карету, – сказала моя женушка со вздохом. – И карету, и лошадей… И еще сто золотых деньгами. Я очень хорошо играла поначалу, но потом…

Я быстро огляделся.

Собственно, мне требовалось еще минуты три, чтобы стоять с выпученными глазами, восклицать «что?!», «какая бессмыслица!» и «ты сошла с ума». Я с удовольствием все это проделал, но времени не было; парень, душа и мозг противостоящей мне троицы, был, конечно же, шулером. Весь вопрос состоял в том, сумею ли я доказать его шулерство. Или недееспособность Аланы. Или еще что-нибудь предпринять, например, пока в зале пусто, придушить его ремешком…

Двое приятелей молодого человека, будто угадав мои намерения, одинаковым жестом положили руки на рукоятки невидимого под столом оружия.

– Разрешите представиться, – молодой человек, напротив, радостно улыбнулся. – Кильт Варкронн, из старшей ветви Варкроннов, с севера… Возможно, с моей стороны было несколько вольно познакомиться с вашей супругой без вашего ведома, но все мы в дороге, а в дороге этикет…

– Особенно важен, – закончил я сухо. – Особенно в дороге. Особенно для благородных господ, к числу которых, несомненно, принадлежит господин Варкронн… – я сделал вескую паузу, и сверля глазами подвижное лицо молодого человека, мысленно добавил: и не стыдно тебе шулерством зарабатывать, ты, аристократ?!

Господин Варкронн чуть порозовел:

– Разумеется, мы на позволили себе ни малейшей вольности… В отношении вашей супруги. Я был рад развлечь ее, и, признаться, ее живая натура и разумная игра доставили мне немалое удовольствие…

Я перевел взгляд на Алану. Живая натура сидела, втянув голову в плечи, и бездумно царапала ногтем столешницу.

Спутники Варкронна согласно закивали головами. Один из них, светловолосый крепыш, вытащил из-за обшлага аккуратную стопочку бумаг:

– Сие есть расписки, данные госпожой Аланой Рекотарс в качестве заклада… Свидетелем выступал милейший хозяин постоялого двора.

– Я сперва выигрывала, – сказала девчонка зло. – Я выиграла пятьсот монет! А потом не шла карта, вы тоже, Ретано, не смогли бы… когда карта не идет…

Варкронн аккуратно собирал рассыпанные по столу карты. Лицо у него было как у доброго папаши: ничего, мол, не стоит огорчаться, со всяким бывает, когда карта не идет, за азарт ведь платим, азарт дороже денег, вот какую ночку госпожа Алана провела, на всю жизнь яркая память-плохо, что он оказался аристократом. Во-первых, это тем более оскорбительно, во-вторых…

Я вдруг понял, что опоздал. Что можно, конечно, объявить Алану сумасшедшей, да только вряд ли мне это поможет, можно обвинить Варкронна в нечестной игре – да только кто теперь докажет?!

Алана молчала, и лицо у нее было одновременно несчастным и вызывающим. Знаем уже, проходили – гордо задранный нос, холодное молчание, во всем, оказывается, виноваты карты…

– А во что вы играли? – услышал я собственный спокойный голос.