Стивен Эриксон - Охотники за костями. Том 2 [litres]

– Знаю я, о чём ты думаешь, Гамбл, – нарушил молчание Ормулогун.

– В самом деле? Так изложи же ход моих мыслей, прошу.

– Ушная сера шлюх, пятна там, пятна тут, размышления, стремительно скатывающиеся в полнейший абсурд, ибо ты не способен мыслить, избегая преувеличений и ребяческих гипербол. Теперь же, несмотря на овладевшее тобою изумление, молю, напряги свой крохотный, предсказуемый мозг и ответь, в свою очередь, о чём сейчас думаю я . Не можешь? Ха, я так и думал!

– Я скажу тебе на это, о неутомимый жеватель густотёртых красок, что мысли мои и в самой малой степени не напоминали то, что было тобою указано. Принимая во внимание презренную скудность той словесной жижи, которую ты именуешь своей речью, меня ничуть не удивляет твоя промашка, ибо, в то время, как меня можно назвать безупречным языкознатцем, ты остаёшься вечным недоучкой, мазилой-портретистом, которому недостаёт мастерства и, увы, таланта.

– Пытаешься общаться с теми, кто поражён умственной глухотой?

– А ты рисуешь, дабы просвещать слепцов. Да-да. – Грамбл вздохнул с такой силой, что на выдохе изрядно сдулся, и, сам того напугавшись, поторопился вновь втянуть в себя воздух. – Мы с тобой ведём войну, которой нет ни конца, ни края. Так чем же будут украшены стены усыпальницы великого мужа? Хотя… чего от тебя ждать. Традиционный парадный блеск и помпа, политически безупречное подтверждение неизменности мироустройства. Героическое служение Империи и ещё более героическая смерть, ибо в наш век, как и в любой другой, необходимы герои – мёртвые, разумеется. Ведь в живых мы не верим, благодаря тебе…

– Мне? Благодаря мне ?!

– Изображение пороков – это то, что удаётся тебе лучше всего, Ормулогун. О, прислушайся, как это звучит! Порой я сам себя потрясаю изощрённостью своей иронии. Так вот, таковые пороки в изображаемом объекте подобны отравленным дротикам, поражающим героизм. Твоё жадное внимание к деталям уничтожает, как обычно…

– Нет-нет, не как обычно, глупец. Я Ормулогун Великий, и со мною такого не случается никогда . Почему? Всё просто, хотя и не настолько просто, чтобы ты оказался способен это усвоить – однако всё равно знай же, что великое искусство не есть простое копирование. Великое искусство – это трансформация . Великое искусство – это экзальтация, духовное вознесение в самом чистейшем и духовнейшем смысле…

– Как уже отмечалось ранее, – лениво процедил Грамбл, – этот бедолага лишён не только краткости, но и таланта. К тому же, сдаётся мне, я уже слышал это определение великого искусства. В каком-то ином контексте и, кажется, в сопровождении ударов кулаком по столу… или лбом об стену… или, на худой конец, коленом по почкам. Не важно. Ибо звучит оно всё, конечно, прекрасно. Жаль только, тебе так редко удаётся выразить это в действительности.

– У меня есть молоток, которым я тебя сейчас возьму и выражу, Гамбл.

– И разобьёшь эту восхитительную миску.

– Да, придётся пролить над ней пару слезинок. Но мне быстро полегчает.

– Дуджек Однорукий перед сокрушёнными вратами Чёрного Коралла. Дуджек Однорукий на переговорах с Каладаном Брудом и Аномандром Рейком. Дуджек Однорукий и Тайшренн у Крепи, на рассвете перед атакой. Три главных стены, три картины, три образа.

– Ты подсмотрел мои наброски! Боги, как я тебя ненавижу!

– Не было никакой нужды, – отозвался Грамбл, – заглядывать в твои наброски. Это, во-первых, грубо, а во-вторых, повергает меня в депрессию.

Ормулогун торопливо собрал нужные краски, стилусы и кисти и поспешил в усыпальницу.

Гамбл остался сидеть, где сидел. И думать о мухах.

Ганос Паран посмотрел на доспехи, разложенные на походной койке. Броня Первого Кулака с заново прикреплённым кольчужным рукавом. От такого наследства во рту стояла кислая горечь. Заявление, да? Как будто хоть что-то из того, что он делал как солдат, могло послужить оправданием. Да любой Кулак в этой армии сгодился бы лучше. Так что же тут нашлось такое, в записях Дуджека, чтобы настолько извратить, фальсифицировать весь послужной список Парана как капитана и командира «Мостожогов»? Мелькнула мысль, не проверить ли самому, но тут же пропала. Он и без того ощущал себя самозванцем, не хватало только собственными глазами узреть доказательство обмана. Понятное дело, у Дуджека имелись свои причины защищать, а то и возвеличивать репутацию Дома Паранов: тем самым он пособлял его сестре Тавор, командовавшей Четырнадцатой армией.

Официальный журнал боевых действий – это всегда политика. И мне, вероятно, тоже придётся писать неправду. Или нет. Что мне за дело до политики? Память потомков? Плевать я на них хотел. Если теперь это моя армия, будет как я скажу. Императрица в любой момент может отнять её у меня. Да, наверняка, и отнимет, как только узнает . Но пока он будет делать всё, что сочтёт нужным.

Хурлокель у него за спиной откашлялся.

– Первый Кулак, конечно, Кулаки уже на ногах, но они все ещё слабы.

– Хочешь сказать, они стоят там по стойке смирно?

– Так точно.

– Что за бред. Ладно, обойдёмся тогда без доспехов.

Они подошли к выходу из шатра, и Хурлокель откинул полог. Паран шагнул наружу, щурясь от яркого света. Вся армия целиком выстроилась перед ним, сверкая бронёй, гордо вздымая штандарты. Впереди стояли Кулаки, и первой среди них – Рита Буд, бледная, исхудавшая, в доспехах, которые казались слишком велики для неё. Она отдала честь.

– Первый Кулак Ганос Паран, войско к смотру готово.

– Спасибо, Кулак. Как скоро солдаты будут готовы выступать?

– Завтра к рассвету, Первый кулак.

Паран окинул взглядом строй. Ни единого звука, даже броня не скрипела. Они стояли, точно статуи, припорошенные пылью.

– И как, – проговорил он едва слышно, – я стану этого достоин?

– Первый Кулак, – прошептал Хурлокель, не отходивший от него ни на шаг, – вы отправились в Г'данисбан с одним-единственным целителем, собственноручно низвергли богиню. Изгнали её из своего царства. Потом заставили сестру этой богини наделить дюжину смертных даром целительства…

– Этой силы надолго не хватит, – возразил Паран.

– И тем не менее, Первый Кулак, вы одолели чуму. С этим не справился и Дуджек Однорукий. Это ваши солдаты, Ганос Паран. Что бы там ни решила Императрица.

Да не хочу я никакую армию, проклятье!

Рита Буд подала голос:

– Первый Кулак, болезнь унесла немало солдат, зато теперь провианта хватит на шесть дней пути или даже на семь – и это без пополнения припасов. Хотя, конечно, – добавила она тут же, – в Г'данисбане имеются амбары с зерном, на которое никто больше не претендует…

– Да, – перебил Паран. – Потому что населения почти не осталось. Тебе это не кажется странным, Кулак?