Стивен Эриксон - Охотники за костями. Том 2 [litres]

– Нет. Слишком много усилий. В этом вечная беда с вопросами…

– На них дают ответы. Да, ты это уже говорил.

– С этим у нас тоже беда – мы вечно повторяем одно и то же.

– Это ты, а не я. И в последнее время стало хуже.

Банашар сделал два глотка, утёр губы тыльной стороной ладони.

– Хуже. Да, точно.

– Ничего хорошего нет, – заметил Чужеземец, – когда человек торопится.

– Это гонка, – возразил Банашар. – Достигну ли я края и сигану вниз или спасение подоспеет вовремя? Я предложил бы пари на пару монет… и лучше ставь на первый вариант, чисто между нами.

Гигант – который при разговоре крайне редко поднимал взгляд и чьи кисти и запястья были испещрены шрамами и рубцами, – потряс головой.

– Если спасение – это женщина, только последний дурак возьмётся ставить против меня.

Покривившись, Банашар поднял кружку.

– Отличная мысль, друг. Предлагаю тост: за всех утраченных возлюбленных в этом мире. Что случилось с твоей? Или это слишком личный вопрос для столь неуверенных отношений, как наши?

– Не на тот ты камень прыгнул, – проговорил Чужеземец. – Я никого не терял, и, может, порой я и был бы рад махнуться с тобой местами, но не сегодня. И вчера тоже нет, и за день до того. Если задуматься…

– Не стоит продолжать. Моё спасение не женщина, и даже будь оно женщиной, не в женственности было бы дело, если ты понимаешь, о чём я.

– А, так это у нас опять был этот, как бишь его, гипотетический разговор?

– Да ты обучался малазанскому у культурного морехода, как я погляжу? Впрочем, слово «гипотетический» сюда не совсем подходит. Скорее, метафорический, я бы сказал.

– Уверен?

– Разумеется, нет, но ведь дело не в этом, согласись? Женщина – это разбитое сердце или просто глинистый склон, по которому ты скользишь, пока тебя не накроет… пока не накроет всех нас. – Банашар допил эль, помахал кружкой, приподнявшись с места, затем, рыгнув, вновь рухнул на скамью. – Говорят, один моряк-напанец выхлебал целый кувшин этого пойла, а потом пустил газы, стоя слишком близко к лампе. Ползадницы себе спалил. И я не могу не задаться вопросом, проливает ли это на тему нашего разговора какой-то свет?

– Я бы сказал, очень ненадолго.

Удовлетворённый таким ответом, Банашар ничего не стал говорить. Служанка подбежала и вновь наполнила кружку бывшего жреца. Он посмотрел, как она протискивается сквозь толпу – занятая женщина, у которой слишком много дел.

Остров очень просто считать чем-то отдельным – многие островитяне придерживаются этого узколобого взгляда, в основе которого лежат тупое чванство и самозацикленность, – но изоляция всегда поверхностна, это всего лишь обман. Осуши море – и проступит каменистая земля, соединяющая острова и материки; последователи Д'рек, Червя Осени, понимали это достаточно хорошо. Слухи, взгляды, моды, верования и убеждения передавались по волнам, разносились ветром, и те, кто воспринимал их достаточно легко, быстро становились для островитян своими, как если бы они обладали этим пониманием изначально.

Недавно случился погром, и в воздухе до сих пор попахивало золой из Мышатника, где воинственная толпа налетела на немногих оставшихся в квартале виканцев – конюхов, кожемяк, клепальщиков, плетельщиков чепраков. Там была даже старуха, лечившая ломовых лошадей и мулов… С отвратительным рвением их выволокли из жалких обиталищ – всех, от детей до глубоких старцев; разграбили их скудные пожитки, а затем забили камнями прямо посреди улицы. Дома были сожжены дотла.

Колтейн жив, говорили люди. Слухи ползли, что вся эта история – ложь, как и то, что адъюнкт якобы прикончила Ша'ик. Самозванка, как утверждали, искупительная жертва, чтобы армии было на ком выместить гнев. Что до самого восстания, то оно не подавлено, нет.

Бунтовщики попросту испарились, как это у них в обычае, затаились, убрали оружие в ножны, спрятали под телабами. Спору нет, адъюнкт загнала Леомана Кистеня в самый И'гхатан, но и это оказалось обманкой. «Красные клинки» вновь свободно гуляют по Арэну, кости Первого Кулака Пормкваля раскрошены и развеяны вдоль Арэнской дороги, и могильные холмы преданной армии Пормкваля поросли густой травой.

И разве не отправились озабоченные арэнцы на холм, именуемый Паденьем? И не разрыли курган в поисках останков проклятого Колтрейна? А также Бальта, Глазка и Сна? И разве не правда то, что они ничего не нашли? Так что всё это ложь . Негодяи исчезли все до единого, включая Дукера, Императорского историка, который предал не только свою госпожу, но и всю державу – воистину, непростительный грех.

И наконец, последние новости. О незадавшейся осаде. Об ужасающей чуме, поразившей Семь Городов. Разрозненные, бессвязные, слухи эти ворошили тлеющие уголья, подобно кочерге, и от них рассыпались искры во тьме. И чем дальше, тем шире разносились шепотки, звенящие яростной убеждённостью: Ша'ик Возрождённая вернулась и призывает к себе сторонников.

Последние камешки, переполнившие повозку.

В Мышатнике толпу не пришлось натравливать, ей не нужны были вожаки, не нужны указания свыше. Толпа понимала справедливость по-своему, и на этом острове – где зародилась Империя, – правосудие вершили руками, красными от крови. Избитые, изуродованные трупы были сброшены в реку, и без того полную мусора и нечистот, с водостоками под мостами, слишком узкими, чтобы тела унесло в море.

И это тоже было сочтено дурным предвестием. Древнее море отказалось принимать мертвецов. Маэль, напитанный возрождением веры на острове, не пожелал упокоить их в солёных волнах бухты Малаз – какие ещё нужны свидетельства?

Призрак императора был замечен в заросшем саду Мёртвого дома – призрак, пожиравший души убитых виканцев.

Из храмов Д'рек в Джакате и здесь, в Малазе, жрецы и жрицы исчезли, их видели только ночами. По слухам, они охотились на последних виканцев, затаившихся на острове – тех самых, что бежали, узнав о погроме в Мышатнике, – ибо Червь Осени также жаждала виканской крови.

Говорили, толпы скапливаются на старой границе, на материке, у кромки виканской степи, готовые в любой момент устремиться вперёд, дабы стереть с лица земли всех клятых предателей до единого, в их грязных, вонючих лачугах. И разве направила Императрица свои легионы, дабы рассеять это войско? Конечно же, нет, ведь она это одобряла .

Тайшренн, Высший имперский маг, прибыл в Малаз и заперся в Паяцевом замке. Что привело его сюда? И почему его появление было предано огласке, ведь обычно этот загадочный чародей перемещался незримо и действовал во благо Империи где-то глубоко за сценой. На нём зиждилась власть Ласиин, он был её левой рукой – как правой был Коготь. И зачем же он явился сюда, если не для того, чтобы проследить…