Стивен Эриксон - Охотники за костями. Том 2 [litres]

Вскрикнув, Резчик попытался дотянуться до мертвеца, но был слишком далеко – и саван соскользнул в воду. Чаур, завывая, бросился за ним следом.

– Нет! – завопил Баратол. – Чаур, нет!

Руки немого великана сомкнулись на свёртке с телом, и в тот же момент они оба исчезли из виду.

Море. Бара называл это морем. Тёплое, мокрое. Было такое хорошее. Теперь небо плохое, и море плохое – там, наверху, но теперь хорошее. Здесь хорошо. Темно, ночь, наступает ночь, уши болят. Болят. Бара говорил, никогда не дышать в море. Ой, больно! Дышать!

Лёгкие наполнились, и грудную клетку обжёг огонь, а потом… стало прохладно, спокойно, судороги утихли. Чаура окружала темнота, но он больше не боялся. Холод ушёл, жар ушёл, Чаур больше ничего не чувствовал.

Чауру так нравилось море.

Свёрток с телом, который он держал в руках, тащил великана всё глубже, и отрубленные конечности трупа, которые Бара сказал собрать вместе, будто двигались, когда ткань расплеталась и растягивалась.

Темнота снаружи и внутри. Что-то злое и горячее пронеслось мимо, стремясь вниз, будто яркое копьё, и Чаур поморщился. Великан закрыл глаза, чтобы эти штуки исчезли. Наконец-то лёгкие перестали болеть.

Пора спать.

В небо поднимались струи пара, воздух звенел от тысячи ударов камней, каждый из которых оставлял на морской глади глубокий след. Вода вокруг дрожала и металась. Резчик увидел, как Баратол нырнул прямо в эти клокочущие волны, вслед за Чауром. Тело. Геборик, Чаур, о боги…

Резчик подобрался к Скилларе и притянул её поближе, в свои объятия. Женщина вцепилась в промокшую рубашку даруджийца.

– Я так рада, – прошептала Скиллара, когда «Скорбь», заскрипев, ещё сильнее завалилась набок.

– Чему?

– Что я оставила её. Там. Я оставила её.

Резчик обнял её посильнее.

Прости меня, Апсалар. За всё…

Внезапно налетел ветер и их накрыла тень. Резчик посмотрел наверх и широко распахнул глаза от удивления, глядя на огромный силуэт, заслонивший собой небо, силуэт спускающегося к ним… дракона. Что же дальше?

Затем Резчик услышал крики, и в этот момент «Скорбь» будто взорвалась.

Юноша оказался в воде, судорожно молотя руками и ногами, и почувствовал, как его охватил страх – будто холодная рука сомкнулась на сердце.

… Ближе…ближе…

Что это за звук? Где я?

Миллионы голосов – кричат, объятые смертным ужасом – о, они шли по тёмному кругу так долго, невесомые, видя вокруг лишь вездесущую… пустоту, которая поглотила их, не придавая значения протестам, ругани, жарким спорам. Поглотила их без остатка. Затем – прочь, на другую сторону… Сети силы расползаются в поисках воплощения, становятся плотнее, и их путь стал бегом, сумасшедшей, жестокой гонкой – вот нижний мир – столько было тогда потеряно, – а за ним ещё один, на этот раз побольше.

– О, услышь нас, так много было… уничтожено. Горы рассыпаются в пыль, камни летят прочь, в тёмные, плотные облака, освещённые холодным солнцем – а теперь этот звериный мир предстаёт перед нами – это наш дом?

– Мы дома?

Ближе… руки из нефрита, пыльного, необработанного, не отполированного до блеска. Я помню… тебе пришлось умереть, Трич, не так ли? Перед Восхождением, перед настоящей божественностью. Сначала тебе пришлось умереть.

Был ли я когда-то твоим Дестриантом?

Моё ли это звание?

Нужно ли мне было умереть?

Ближе – эти руки, эти незнакомые, непознаваемые руки – как я могу ответить на эти крики? Этим миллионам запертых в древних темницах – я прикоснулся к ним однажды, всего лишь одним пальцем, о, эти голоса…

– Это не спасение. Мы просто умираем. Разрушение…

– Нет-нет, дурачок. Это дом. Мы пришли домой.

– В уничтожении нет спасения. Где он? Где наш бог?

– Если я отвечу, поиск закончится.

– Не спорю.

Услышьте меня.

– Кто это?

– Он возвращается! Тот, что извне – наш брат!

Услышьте меня. Я… я не ваш брат, я… никто. Я думал, что – Дестриант… но точно ли я был уверен? Мне соглали? Дестриант… может, да, а может, и нет. Может, мы всё поняли неправильно, все мы. Может, Трич всё понял неправильно.

– Он сошёл с ума.

– Забудь о нём – гляди, нас ждёт смерть, ужасная смерть…

Дестриант. Видите ли, мы всё поняли неправильно. Понимаете? То, что я совершил, невозможно простить. Никогда не будет возможно. Даже Худ отказался от меня – выбросил меня назад. Но… понимание ускользает от меня, так легко, что я, падший…

– Падший, упавший, какая разница?

Приблизившийся.

– Что?

Мои руки – видите их? Их отсекли, вот что с ними случилось. Руки были… отделены. Освобождены. Я не могу этого сделать, но мне кажется, они могут. Понимаете?

– Бессмыслица.

– Нет, погодите…

Не Дестриант.

Кованый щит.

Приблизьтесь… взгляните на меня – все вы! Ближе! Узрите мои руки! Смотрите на них! Они тянутся к вам!

Они приближаются…

Баратол плыл в темноту. Он ничего не видел. И никого. Чаур, о боги, что я наделал? Кузнец грёб всё дальше вниз. Лучше бы ему тоже утонуть – он не сможет жить с этим, со смертью этого большого мальчишки на своей совести – он не сможет…

Стало не хватать воздуха, вода давила всё сильнее, кровь пульсировала в висках… Кузнец ничего не видел…

Внизу вспыхнул изумрудный свет, расходясь ослепительными волнами, а в центре сияющего цветка – О боги, подожди, подожди меня – уплывал вниз Чаур, запутавшись в развернувшихся слоях холстины, раскинув руки, закрыв глаза и… раскрыв рот.

Нет! Нет, нет!

Из пульсирующего сияния расходился жар, такой сильный – Баратол рвался всё глубже, его грудная клетка готова была разорваться от напряжения, а кузнец погружался всё ниже и ниже…

Часть кормы плавала отдельно от того, что теперь можно было назвать лишь грудой обломков. Резчик, под непрекращающимся дождём из раскалённых камней, помог Скилларе взобраться на раскачивающийся фрагмент корабля. Эти камушки были мельче, чем гравий, и несмотря на это, один из них проделал в палубе «Скорби» дыру размером с кулак. Камушки мельче гравия – размером с зёрнышко пшеницы, горели ярким зелёным светом, который тут же сменялся на тёмно-красный, как только они попадали в воду.

Скиллара закричала.

– В тебя попало? Боги, нет…

Женщина развернулась:

– Гляди! Худ нас побери – гляди!

Скиллара подняла руку, указывая на восток – в сторону Отатаралового острова.

Остров… горел. Нефритово-зелёное сияние окутало весь остров, взвиваясь, поднимаясь в небо, и из него возникли… руки. Нефритовые. Как… как у Геборика. Руки росли, словно деревья. Руки – огромные – дюжины рук – поднимались, распрямляя пальцы, испуская зелёный свет из поднятых вверх ладоней, пальцев, вен и артерий, обвивающих мускулы по всей длине, свет, который впился в небеса, будто клинок. Эти руки были слишком огромны, чтобы их осознать, они вздымались к облакам, словно колонны, росли из сияющего купола… а огни, заполонившие небо, начали извиваться… дрожать… и, наконец, смещаться.