Стивен Эриксон - Охотники за костями. Том 1 [litres]

– Я лишь больше тебя огорчил. Прости меня, Леоман Кистень.

Леоман вновь приложился к бурдюку с водой, затем сплюнул в огонь.

– Не стоит больше об этом говорить. И'гхатан станет нашим городом. Четыре-пять дней. Пора давильни уже завершилась, верно?

– Сезон оливок? Да, когда мы прибудем, в город привезут урожай. Соберётся тысяча купцов, и работникам придётся наново замостить дорогу к побережью. И явятся горшечники и бондари, возчики и караванщики… Воздух озолотится пылью и запылится золотом…

– Да ты поэт, Корабб. Торговцы и их наёмная охрана. Скажи, как думаешь, примут они мою власть?

– Должны принять.

– Кто фалах'д этого города?

– Ведор.

– Который?

– Тот, что с лицом, как у хорька, Леоман. Его рыбоглазого братца нашли мёртвым в постели любовницы, а саму блудницу так и не отыскали: она, верней всего, разбогатела и скрывается – или уже лежит в неглубокой могиле. Обычная история среди фалах'дов.

– Мы уверены, что Ведор по-прежнему стоит против малазанцев?

– До сих пор ни флот, ни армия не могли до него добраться. Ты сам это знаешь, Леоман Кистень.

Тот медленно кивнул, снова глядя в огонь. Корабб поднял глаза к ночному небу.

– Однажды, – проговорил он, – мы пройдём по Дорогам в Бездну. И так узрим все чудеса вселенной.

Леоман поднял взгляд и прищурился.

– Там, где звёзды сбились в плотные жилы?

– Это дороги, Леоман. Ты ведь не веришь этим безумным учёным?

– О, да. Все учёные безумны. И никогда не говорят ничего, чему стоило бы верить. Значит, дороги. Огненные тропы.

– Конечно, – продолжил Корабб, – до этого нам ещё много лет ждать…

– Как скажешь, друг мой. А теперь – лучше иди-ка отдохни.

Суставы скрипнули, когда Корабб поднялся.

– Да приснится тебе слава нынче ночью, командир.

– Слава? О, да, друг мой. Наша огненная тропа…

– А-а-ай, у меня от этого слизня несварение. Это всё икра!

– Этот ублюдок собрался в И'гхатан.

Сержант Смычок покосился на Флакона:

– Ты что, опять думал? Нехорошо это, солдат. Совсем нехорошо.

– Ничего не могу с собой поделать.

– И того хуже! Теперь придётся мне за тобой присматривать.

Корик стоял на четвереньках и пытался раздуть угли во вчерашнем костре. Вдруг он глотнул поднятую тучу пепла, закашлялся и отшатнулся, мотая головой и моргая. Улыбка расхохоталась:

– И вновь мудрый кочевник проявил себя! Ты уже уснул, Корик, и поэтому не видел, что Битум вчера помочился в костёр, чтобы его затушить.

– Что?!

– Врёт она, – проворчал Битум, который возился неподалёку со своим вещмешком – чинил порванную лямку. – Но ты бы видел своё лицо, Корик…

– Да кто ж лицо рассмотрит под этой белой маской? Кстати, разве не нужно провести в пепле «линии смерти», Корик? Сэтийцы же так делают?

– Только когда идут в битву, Улыбка, – сказал сержант. – А теперь, женщина, затихни. Ты ничем не лучше этой треклятой хэнской собаки. Она вчера вцепилась в ногу одному хундрилу – и не отпускала!

– Надеюсь, они её зажарили, – бросила Улыбка.

– Худа с два. Кривой стоял на страже. В общем, им пришлось звать Темула, чтобы он отодрал эту тварь. Но я это вот к чему: Улыбка, тебе спину не прикрывает виканский пёс, поэтому чем меньше будешь злобствовать, тем безопасней для тебя же.

Никто не упоминал об истории с ножом, который вонзился в ногу Корику неделю назад.

В лагерь забрёл Спрут. Он отыскал взвод, который уже заварил какой-то зловонный чай, и теперь потягивал горячую жидкость из своей жестяной кружки.

– Они здесь, – сообщил сапёр.

– Кто? – спросила Улыбка.

Флакон заметил, как сержант сел и опёрся спиной о свой мешок.

– Ладно, – со вздохом сказал Смычок. – Значит, выступление отложат. Помогите кто-нибудь Корику развести костёр – у нас будет настоящий завтрак. Спрут за кашевара.

– Я? Ну, ладно, только потом не жалуйтесь.

– На что? – с невинной улыбкой уточнил Смычок.

Спрут подошёл к кострищу и потянулся к поясному кошелю.

– У меня тут осталось немного огневичного пороха…

Все бросились врассыпную. Даже Смычок. Спрут внезапно оказался в полном одиночестве и недоумённо уставился на своих товарищей по оружию, которые уже очутились по меньшей мере в пятнадцати шагах от него. Сапёр нахмурился:

– Да зёрнышко-другое, не больше! Вы что, решили, я совсем свихнулся?

Все посмотрели на Смычка. Тот пожал плечами:

– Это инстинктивная реакция, Спрут. Странно, что ты к ней ещё не привык.

– Да? И как так вышло, что ты первый задал стрекача, а, Скрип?

– Так кому же лучше знать, если не мне?

Спрут присел у кострища.

– Ну раз так, – пробормотал он, – я просто уничтожен.

Он вытащил из кошеля небольшой глиняный диск. Это была фишка для настольной игры под названием «корытца», в которую Спрут обожал играть в свободное время. Сапёр плюнул на диск, затем бросил его на угли и живо отскочил назад.

Больше никто не пошевелился.

– Слушай, – спросил Корик, – это ведь не настоящая фишка для «корытец», правда?

Спрут покосился на него:

– Почему это?

– Потому что их швыряют куда попало!

– Это – только если я проиграю, – ответил сапёр.

Взметнулось облако золы, вспыхнуло пламя. Спрут вернулся к кострищу и начал подбрасывать кизяки в огонь.

– Ладно, кто-нибудь займитесь костром. А я найду нечто похожее на еду и попробую что-то сообразить.

– У Флакона есть ящерицы, – подсказала Улыбка.

– Даже не думай, – взвился маг. – Они мои… друзья.

Флакон смешался, когда все остальные солдаты взвода уставились на него.

– Друзья? – переспросил Смычок, почёсывая бороду и разглядывая чародея.

– Что, – не удержалась Улыбка, – остальные для тебя слишком умные, Флакон? Мы слишком много сложных слов говорим? Да ещё умеем читать эти закорючки на глиняных и восковых табличках, и даже на свитках? Ну, то есть, все, кроме Корика, конечно. Но всё равно. Ты себя чувствуешь ущербным, Флакон? Не физически – это и так понятно. Умственно? В этом дело?

Флакон бросил на неё возмущённый взгляд:

– Ты об этом пожалеешь, Улыбка.

– Ой, он отправит против меня своих друзей-ящериц! На помощь!

– Хватит уже, Улыбка, – прорычал Смычок.

Та поднялась, провела руками по распущенным волосам.

– Ладно, пойду посплетничаю со Смекалкой и Уру Хэлой. Смекалка говорит, что видела Неффария Бредда пару дней назад. Лошадь пала, и он её нёс в лагерь своего взвода. Они её зажарили. Только кости остались.

– Взвод сожрал целую лошадь? – фыркнул Корик. – И как вообще так вышло, что я никогда не видел этого Неффария Бредда? Его вообще хоть кто-то видел?

– Я видела, – отрезала Улыбка.

– Когда? – не сдавался Корик.

– Пару дней назад. Надоело мне с вами болтать. И костёр у вас гаснет.

И она пошла прочь.