Сергей Тимофеев - Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... [CИ]

Видит, перестал Еким хмуриться, наметал на стол того, другого, - сам-то он только с пира, зато у товарища его с самого утра маковой росинки во рту не было. Потчует его Алешка, а сам все рассказывает, про жизнь киевскую, да про нравы, в княжем тереме обычные. Про Тугарина выложил.

- Ну, а ты, ты-то как, какими судьбами? - спросил, чтоб дух перевести. Хоть и говорено про язык, что невелик труд махать им, а все равно притомился.

Еким, конечно, рассказчик аховый, Алешке не чета. Ему, даже ежели что невиданное на глазах его содеется, сказать нечего будет. Он, правду сказать, больше руками разговаривает, когда говорит. Иной тебе корову полдня описывать будет, ни разу не повторится, да так, что заслушаешься. А этот скажет: "корова... она... это...", и начнет руками показывать, - не поймешь, об чем речь идет. От того только и понял Алешка, что, не успев отъехать сколько, начал Еким Иванович себя укорять. Обещался ведь товарища до Киева довезти, а сам, по-пустому обидевшись, бросил. И чем дальше едет, тем больше укоряет. Чувствует, наконец, не может в Ростов вернуться, развернул коня - и вдогонку за Алешкой пустился. Спрашивал по дороге, не проезжал ли где, - не видели... Уже и увидеть отчаялся, почти до Киева добрался, а тут девка одна и отвечает: "Как же, видела товарища твоего. Коли хочешь живого увидать, поспешить тебе надобно. Очень он в тебе нуждается. Большего не скажу, сам все увидишь". И дорогу короткую показала, по которой ехать. Так и нашел.

- Погоди, - спохватился. - Вот только сейчас на ум пришло... Может, от того тебя не видали, что... Ты, это, на дороге... Конь твой... сказать обещался...

Обещался... А ежели не хочется? Ежели только сейчас подумал, как он обернуться может, рассказ этот самый? И соврать не получится, не время и не место... Поведал нехотя, и про коня, откуда взял, и про Скимена.

Долго молчал Еким.

- А я думал, ты про зверя для красного словца тогда ляпнул, - пробормотал он. - Выходит, ошибался...

И так он это сказал, что понял Алешка, не спрашивая, не останется его товарищ в Киеве, не станет служить обок с ним князю. В Ростов вернется, али еще куда подастся, а только не останется. Не захочет вторым быть. Вот Алешке, кстати сказать, все равно, что сам он тоже второй, после Святогора. Второй - и второй, что ж теперь из-за этого, разбежаться да об дуб головой? Подождать сколько, так и первым будет. А коли он подождать может, так и Екимка - тоже. Мало ли, что с ним, Алешкой, в походе ратном приключится? В это, конечно, мало верится, но все-таки?.. Да и в конце концов, разве Алешка в том виноват, как оно все повернулось? Что ж теперь, когда счастье само в ладони падает, руки поширше развести?

- Ты как знаешь, - Еким промеж тем говорит, - а я тут на лавке прилягу. Устал за день, отдохнуть бы...

Вытянулся, сунул кулак под голову, да и засопел. Не поймешь, спит ли, нет, потому как к стене отвернулся.

Ну так и у Алешки день шебутной выдался. Он в сени вышел, там и пристроился, не стал ложе хозяйское занимать. Только было улегся, как громом шибануло. Подскочил, вернулся в избу, налил молока в чашку, хлеба кусок взял, поставил за печку, поклонился, попросился у суседушки , чтоб во сне не давил, - а потом уж и в сени подался.

Утром не стал Екима будить, - к Оглобле подался. Тот его в избу не пустил, из дверей разрешил глянуть, а в горницу - ни-ни: слаб еще товарищ твой, ему сила нужна здоровье воротить, а не с тобой лясы растачивать. И, странное дело, не стал с ним Алешка ни спорить, ни ругаться. Каким-то иным Оглобля ему теперь кажется. Прежде виделся - вахлак вахлаком, а нонче - зауважал, мастерство его увидевши. Нельзя - так нельзя.

Сел на коня, к князю подался. Хотя он теперь птица иного полету, в богатырях, ан все одно на службе. И путь кружной нарочно выбрал. Потому, приятно, когда на тебя народ дивится, пальцем показывает да перешептывается. Может, уже и песню про него сложили... От чего и не сложить-то? Заслужил. Сколько времени прошло, а он уже столько подвигов насовершал, иному за всю жизнь столько не содеять. Конечно, повезло немножко, ан судьба, она не всякому улыбается. Кому не везет, тот возит сам, Алешка же не то, чтоб никого отродясь не возил, так и впредь возить не собирается... Он Жар-птицу не токмо что за хвост, поперек ухватил. Не выпустит.

Едет себе, подбоченясь, посматривает свысока. Расступись, народ, а кто не расступился - сам виноват. Не подобает первому богатырю перед каждым сворачивать. Нет, не первому все же, второму. Про Святогора забыл. А коли его не считать, так и первому. Да и где он, Святогор этот? Может, его давно уже и нету...

Любуется собой Алешка, просто спасу нету. И откуда столько спеси выперло?.. Глядишь, еще немного - ярче солнышка засияет.

Нет, не засияет. Спрыгнул лучик с теремной маковки, и прямо Алешке в глаза. Зажмурился молодец неволею. А как разжмурился да глянул...

Солнышко-то - оно вовсе и не на небе оказывается. Вон оно, в окошечке теремном. Девицей-красавицей обернулось. Приклонило голову на ручку беленькую, брови черные, глаза ясные, губки и щечки алые, коса живым золотом вьется... Алешка ровно в столб въехал, ровно кто его дубиной стопудовой огрел. Люди кругом покрикивают, чего, мол, встал, улицу перегородил, а он и не слышит вовсе. До того ли ему, что ругаются? В самое сердце взгляд очей ясных проник, обессилел молодец, - бери, кто хочешь, да неси, куда вздумается.

Сколько так стоял, спроси кто - не ответит. А только захлопнулись ставеньки, скрылось солнышко, тогда маленько и оклемался. По сторонам озираться начал, не поймет, ни где он, ни кто он. Куда ни глянет - всюду ему девица-красавица мерещится, хоть в воротах, хоть на заборе. Глаза намозолил, на ставеньки глядючи, не откроются ли?.. Не открылись, так кругом терем объехал, на прежнее место вернулся, снова глядит. С другой стороны объехал... Не соврать, - так до сумерек кругом и ездил, то в одну сторону, то в другую. В избу Хортову подался, как уж совсем ни зги не видать стало. Не заметил, что ни Екима в избе, ни коня его на конюшне. Поделал чего-то по хозяйству, вечерял ли, нет, спроси - не вспомнит, и без сна на лавке растянулся. Вот ведь морока какая приключилась. И зверя одолел, и сильномогучих богатырей, а перед взглядом девичьим не устоял. В жизнь бы не поверил, что так случиться может; коли б сказал кто, обсмеял бы, с головы до ног, - не может, ан приключилось...

Поутру, чем свет, Алешка уж на ногах. Ополоснулся в бочке, совсем было собрался к терему заветному податься, потом одумался. Нехорошо, подумал, торчать там одному посреди пустой улицы. И девице охулка приключиться может, и его заодно оговорят. Еле дождался, пока народ, ровно мухи сонные, к делам подымется, и уж тогда только дунул. Опять на месте вчерашнем столбом стал. Невдомек, что коли вчера приметили, - что ж у нас народ, совсем без глаз, что ли? - так сегодня во мнении своем утвердились. Тем паче, молодец снова круги вокруг терема нарезать принялся. Как и вчера, то в одну сторону, то в другую. Так продолжаться будет, бревна, какими улица вымощена, в щепу выбьет...