Корнелия Функе - Чернильное сердце

Мо замолчал. Он смотрел куда-то в сторону, будто забывшись, потерявшись в собственных мыслях.

– Что? – прошептала Мегги. – Что случилось, Мо?

Отец посмотрел на нее.

– Они вышли наружу, – сказал он. – Вдруг откуда ни возьмись они оказались здесь, у двери в коридор, как будто зашли с улицы. Когда они повернулись к нам, что-то зашелестело, словно кто-то разворачивал лист бумаги. У меня на губах были их имена: Баста, Сажерук, Каприкорн. Баста держал Сажерука за шкирку, как щенка, когда его трясут, если он чего-то натворил. Каприкорн уже тогда очень любил носить красное, но в то время он был на девять лет моложе и не такой худой, как сейчас. У него был меч, а я его прежде ни разу вблизи не видел. У Басты на поясе тоже висел меч и еще нож, а Сажерук… – Мо покачал головой. – Ну, у него при себе, естественно, не было ничего, кроме куницы с рожками, он ее фокусами на хлеб зарабатывал. Не думаю, чтобы хоть кто-то из них понял, что случилось. Я и сам гораздо позже в этом разобрался. Мой голос заставил их выпасть из сказки, как закладку, забытую кем-то меж страниц. Как им было понять такое?

Баста так грубо отпихнул от себя Сажерука, что тот упал, и хотел уже обнажить свой меч, но в его руках, белых как бумага, силы явно не было. Меч выскользнул у него из рук и упал на ковер. Было такое ощущение, что на клинке запеклась кровь, но возможно, на нем лишь играли отблески огня. Каприкорн стоял и озирался. Казалось, у него голова шла кругом, он пошатывался, как дрессированный медведь, который слишком долго танцевал и крутился в одну сторону. Может быть, это нас и спасло, по крайней мере, так всегда утверждал Сажерук. Если бы Баста и его господин набрались сил, они бы нас, возможно, убили. Но они еще не совсем прибыли в наш мир, и я схватился за меч, который лежал на ковре между моими книгами. Он оказался гораздо тяжелее, чем я себе представлял. Выглядел я с этой штукой, наверное, ужасно смешно – вероятно, взял его наперевес, как пылесос или палку. И все же, когда Каприкорн, пошатываясь, приблизился ко мне, я направил на него клинок, и он остановился. Запинаясь, я попытался объяснить ему, что произошло, хотя и сам этого не понимал, но Каприкорн лишь пялил на меня свои водянистые глаза, а Баста стоял рядом с ним, положив руку на свой ножичек, и, казалось, ждал, что его повелитель прикажет перерезать всем нам глотки.

– А пожиратель спичек? – охрипшим голосом спросила Элинор.

– Он сидел на ковре, как оглушенный, и не произносил ни звука. О нем я даже не думал. Если открыть коробку, в которой две змеи и ящерица, ты ведь сначала позаботишься о змеях, не так ли?

– А моя мама? – едва прошептала Мегги: она не привыкла произносить это слово.

Мо посмотрел на нее.

– Я нигде не мог ее найти! Ты все еще сидела среди своих книжек и огромными глазами смотрела на чужаков, которые стояли в нашем доме, на их тяжелые сапоги и оружие. Я за вас обеих ужасно боялся, но, к моему облегчению, ни Баста, ни Каприкорн не обращали на тебя ни малейшего внимания. «Довольно болтать! – сказал наконец Каприкорн, пока я путался в собственных словах. – Меня не интересует, каким образом я попал в это жалкое место, но сию же секунду верни нас обратно, проклятый колдун, или Баста отрежет твой болтливый язык». Звучало это не очень-то обнадеживающе, да к тому же уже в первых главах я прочитал о них немало и знал, что у Каприкорна слово не расходится с делом. У меня даже голова закружилась, так отчаянно я размышлял над тем, как закончить этот кошмар. Я поднял книгу – возможно, если еще раз прочесть с этого места… Я решил так и сделать. Пока я спотыкался на словах, Каприкорн разглядывал меня, а Баста вынимал из-за пояса нож. И ничего не случилось. Оба так и стояли в моем доме и не делали ни малейших попыток вернуться назад в свою сказку. И вдруг я совершенно ясно понял, что они нас убьют. И я уронил книгу, эту бесталанную книгу, и поднял меч, который перед этим бросил на ковер. Баста попытался меня опередить, но я был быстрее. Мне пришлось взять эту проклятущую штуковину обеими руками – я все еще помню, какой ледяной была рукоять. Не спрашивай, как мне это вообще удалось, но я смог прогнать Басту и Каприкорна в коридор. Я так мощно орудовал мечом, что разбил немало вещей. Ты принялась плакать, и я хотел повернуться к тебе и сказать, что все это только кажется, но не мог – все силы мои уходили на то, чтобы обороняться от ножа Басты и меча Каприкорна. «Ну, вот оно и случилось, – крутилось у меня в голове заезженной пластинкой, – теперь и ты влез в историю, как давно мечтал, и это ужасно». Страх в жизни совсем не такой, как в книгах, Мегги, а играть в героя, да еще наполовину, не так интересно, как мне прежде казалось. Эти двое точно прикончили бы меня, держись они получше на ногах. Каприкорн заорал на меня, от гнева глаза его почти вылезли из орбит. Баста угрожал мне и нанес скверную рану на руке, но вдруг дверь отворилась, и оба скрылись в ночи, шатаясь, словно пьяные. Я с трудом задвинул засов на двери – так тряслись у меня пальцы. Прислонившись к двери, я прислушался к звукам на улице, но не услышал ничего, кроме собственного бешено стучащего сердца. И тут раздался твой плач из гостиной, и я вспомнил, что с ними был и третий. Я похромал обратно, все еще держа меч в руке, и там посреди комнаты стоял Сажерук. Оружия при нем не было – одна куница на плече, и он, побледнев, отшатнулся, когда я пошел на него. Наверное, я выглядел кошмарно: кровь текла по руке, и я дрожал всем телом, не могу сказать, от страха или от гнева. «Пожалуйста! – прошептал он. – Не убивай меня! Я не с ними. Я просто фигляр, безобидный огнеглотатель. Я могу тебе это доказать». И я ответил: «Да-да, ладно. Я знаю, ты Сажерук». И он благоговейно склонился передо мной, всеведущим чародеем, который знал о нем все, который вытряхнул его из его мира, как стряхивают с ветки яблоко. Куница сползла по его рукаву на пол, вскочила на ковер и побежала к тебе. Ты перестала плакать и протянула к ней ручку. «Осторожно, она кусается!» – сказал Сажерук и отогнал ее от тебя. Я не обращал на это внимания и вдруг почувствовал, как тихо стало в комнате. Тихо и пусто. Я увидел книгу, лежавшую на ковре и раскрытую на том месте, на котором я ее уронил, и подушку, на которой сидела твоя мама. Но ее самой нигде не было. Куда же она подевалась? Я звал ее, повторяя ее имя вновь и вновь, обежал все комнаты, но она исчезла.

Элинор глядела на него в упор.

– О чем ты тут говоришь, во имя всего святого? – упрекнула она его. – Она же, как ты мне рассказывал, уехала в какое-то дурацкое путешествие искать приключений и не вернулась!

Мо прислонился головой к стене.

– Ну, что-то я должен был придумать, Элинор! – сказал он. – Вряд ли я мог тогда рассказать тебе правду, не находишь?