Корнелия Функе - Чернильное сердце

Мегги сильно сомневалась в том, что Элинор и в самом деле лелеет такую мечту. Слишком настоящей была мокрая солома, да и холодная стена за ее спиной. Как она жалела, что так и не прочла ни строчки из «Чернильного сердца»! Ведь она ничего не знала о сказке, в которой исчезла ее мама. Она знала лишь сказки Мо, все те истории, которые он рассказывал ей, пока они жили вдвоем, за те долгие годы, когда он придумывал все новые причины, по которым мама не могла вернуться домой, когда говорил ей о приключениях, которые маме доводилось пережить в далеких странах, об ужасных врагах, все время мешавших ей вернуться, и о сундуке, который она заполняла только для Мегги, находя в каждой волшебной стране что-то новое и совершенно чудесное.

– Мо, а как ты думаешь, ей нравится в этой сказке? – спросила она.

Мо долго думал над ответом.

– Ну, феи ей наверняка нравятся, – сказал он наконец, – хотя они и капризули, а кобольдов она уж точно будет кормить молоком, я ее знаю. Да, думаю, все это ей понравится…

– А… что ей не понравится? – Мегги озабоченно посмотрела на него.

– Все плохое, – ответил Мо помедлив. – В этой книге происходит много скверного, а она так и не узнала, что все там заканчивается более-менее благополучно, ведь я не успел дочитать…

– Но откуда ты знаешь, что сказка вообще не изменилась? – спросила Элинор. – Ведь в конце концов, ты вычитал из нее Каприкорна и его дружка с ножом. Теперь они нам жить мешают.

– Да, – сказал Мо, – но в книге они, возможно, все еще живут! Я много раз перечитывал ее с тех пор, как они ее покинули. В сказке говорится о Сажеруке, Басте и Каприкорне. Разве это не означает, что все осталось как было? Что Каприкорн все еще там, а здесь мы сражаемся лишь с его тенью?

– Для тени он что-то чересчур ужасный, – сказала Элинор.

– Да, верно, – согласился Мо вздыхая. – Может, там все и изменилось и за напечатанной на бумаге историей скрывается другая, которая тоже меняется, как и наш мир? А буквы лишь приоткрывают нам маленький кусочек тайны, как если бы мы заглянули в замочную скважину.

Элинор вздохнула, простонав.

– О небо! – сказала она. – Мортимер, прекрати! У меня аж голова разболелась.

– Поверь, моя тоже раскалывалась, когда я начал обо этом размышлять, – ответил Мо.

И они надолго замолчали, пойманные каждый своими мыслями.

Молчание прервала Элинор, но выглядело это так, будто она говорила сама с собой.

– Боже мой, – бормотала она, снимая туфли с усталых ног, – как подумаю, сколько раз я мечтала о том, чтобы прокрасться в одну из своих любимых книг. А ведь оказывается, самое лучшее в книгах то, что их всегда можно закрыть, когда хочешь.

Она пошевелила пальцами и принялась расхаживать взад-вперед. Мегги подавила смешок – слишком комично выглядела Элинор, бродившая от стены к двери на затекших ногах, будто заводная игрушка.

– Элинор, ты меня с ума сведешь! Сядь сейчас же! – сказал Мо.

– А вот и не сяду! – огрызнулась она. – Потому что сидя я сама с ума сойду.

Мо сморщил нос и обнял Мегги.

– Ладно, дадим ей побегать! – прошептал он. – Километров десять намотает, да и свалится. Но тебе надо бы поспать. Я уступлю тебе свою постель. Там не так плохо, как кажется. А если закрыть глаза, то можно представить себя поросенком Вильбуром, который уютненько устроился в своем сарае…

– …Или Нильсом, который спит в траве с дикими гусями.

Мегги невольно зевнула. Как часто они с Мо играли в эту игру: «А какую книжку ты вспомнишь, а какую мы забыли? Ах да, вот эту! А о той я уже давно не вспоминал…» Она устало потянулась на колючей соломе.

Мо стянул с себя свитер и укрыл ее.

– Одеяло тебе все равно нужно, – сказал он, – гусь ты или поросенок.

– Но ты же замерзнешь!

– Глупости.

– А где тогда спать тебе и Элинор? – зевая, спросила Мегги.

Только теперь она заметила, насколько устала.

Элинор все бродила от стены к стене.

– Какой еще сон?! – воскликнула она. – Караулить будем. По очереди, естественно.

– Хорошо, – пробормотала Мегги и уткнулась носом в свитер Мо.

«Он вернулся, – подумала она, пока сон тяжелил ее веки. – А все остальное не важно. Мне бы только прочитать эту книжку!» Но «Чернильное сердце» было у Каприкорна, а о нем она сейчас думать не хотела, иначе ей уже никогда не уснуть. Никогда…

Она не знала, сколько спала. Ее разбудили то ли собственные замерзшие пятки, то ли колючая солома под головой. На ее часах было четыре. В комнате без окон невозможно узнать – наступило утро или уже вечер, но Мегги как-то не верилось, что прошла целая ночь. Мо и Элинор тихо беседовали под дверью. Оба выглядели усталыми и озабоченными.

– Да, они все еще считают меня чародеем, – говорил Мо. – Дали мне это смешное прозвище – Волшебный Язык. И Каприкорн твердо верит в то, что я могу все это повторить в любой момент и с любой книжкой.

– А ты правда можешь? – спросила Элинор. – Ты ведь еще не все рассказал, правда?

Мо не отвечал очень долго.

– Нет, – произнес он наконец, – потому что я не хочу, чтобы Мегги тоже начала считать меня чародеем.

– Так, значит, не раз бывало, что ты что-то… вычитывал?

Мо кивнул.

– Я всегда очень любил читать вслух, с самого детства, и вот однажды, когда я читал приятелю «Тома Сойера», на ковре вдруг появилась дохлая кошка, жесткая, как доска. И в то же время исчез один из моих плюшевых зверей – я обнаружил это позже. Мне кажется, у нас обоих тогда чуть сердце не остановилось, а потом мы поклялись и скрепили клятву кровью, как Том и Гек, что никогда в жизни никому не расскажем про кошку. Позже я, конечно, пытался повторить подобное уже тайно, без свидетелей, но ничего не происходило. И казалось, для этого вообще не было никаких правил, однако вычитать что-нибудь я мог лишь из тех сказок, которые мне нравились. Конечно же я хранил все, что вычитывал, кроме, пожалуй, тошнильного огурца, которым одарила меня книжка про доброго великана, он был слишком вонючий. Когда Мегги была еще совсем маленькая, иногда что-то находилось в ее книжках с картинками – то перышко, то крохотная туфелька… Мы складывали все это в ее сундучок с книгами, но не говорили ей, откуда эти вещи. Кто знает, может, она больше не открыла бы ни одну книгу – вдруг оттуда выползет огромный морской змей с больным зубом или еще что-нибудь столь же ужасное! Но никогда, слышишь, Элинор, никогда до той самой ночи ни из одной книги не выходило ничего живого. – Мо разглядывал свои ладони, как будто видел на них все те предметы, которые его голос выманил из книг. – Ну почему не вышел кто-то хороший, если уж так было суждено, кто-нибудь вроде… слоненка Бабара? Мегги пришла бы в восторг…

«О да, я бы точно пищала от восторга», – подумала Мегги. Она помнила и крохотную туфельку, и перышко – оно было изумрудно-зеленое, как перышки попугая доктора Дулиттла.