Джесс Буллингтон - Печальная история братьев Гроссбарт [litres]

Когда они рассказали про то, как перебили Дорожных пап, а потом сожгли городок, Барусс от души расхохотался, чем сильно понравился Гроссбартам: наконец и на чужбине попался честный человек.

– Многие усомнились бы в правдивости вашего рассказа, – сказал наконец капитан.

– Многие бы в ухо получили, – философски заметил Гегель.

– Говорите, священник преследовал того же демона?

– Так он сказал, – ответил Манфрид. – Мол, человек, в котором он сидел, был дьяволопоклонник. Выходит, мы убили и демона, и ведьмака.

– И еще убили Эннио, – задумчиво проговорил Барусс.

– Ну да, – протянул Манфрид.

– Все лучше, чем пустить в него демона, – сказал Гегель.

– Гм-м, – промычал капитан, но затем покачал головой. – Демоны водятся в диких горах. Я сам это знаю и потому верю вам. Я перескажу Родриго то, что вы мне поведали, и его настроение изменится, или я помогу ему измениться. А теперь, какую награду вы желаете получить за свою знаменательную службу?

– Гипет, – хором ответили братья.

– Что?!

– Ну, добраться туда, – пояснил Манфрид.

– Когда высадимся, дальше мы сами разберемся, – добавил Гегель.

– Добраться?

– Ты же капитан, значит, у тебя есть корабль, – сказал Манфрид.

– И вы хотите, чтобы я отвез вас в пустыню? – Лицо капитана сморщилось.

– Ага, – рыгнул Гегель.

– Смехотворно, – фыркнул Барусс.

– Почему?

Манфрид выронил на пол утиную ножку и уставился на капитана.

– Я не выхожу в море, – процедил сквозь зубы капитан, уставившись мимо братьев на дверь. Его кулаки на столе сжались так, что побелели костяшки. – Можете оставаться в моем доме, пока не найдете того, кто вас отвезет. Это ваша награда. Детали обсудим позже.

– Да какой капитан не ходит в море? – возмутился Манфрид, явно не готовый к резкой смене настроения.

– Оставьте меня. Сейчас же.

Красное лицо Барусса распухло и тоже начало белеть – от кончика носа к щекам.

– Позже поговорим, – примирительно предложил Гегель, поднимаясь и пятясь к двери.

От вида капитана он вдруг похолодел и протрезвел, но не подал виду. Еще Гегель заметил, что в какой-то момент в руках Барусса вновь оказался заряженный арбалет.

– Ага, пусть эта идея поварится у тебя между ушей, прежде чем ты дашь нам окончательный ответ, – согласился Манфрид, повалил свой стул назад и последовал за братом.

Капитан с гневом смотрел на них, пока Гегель открывал дверь, а потом оба Гроссбарта вышли из комнаты. Затворив створку, братья обменялись мрачными взглядами и пошли обратно в свои комнаты. Родриго было направился к ним у лестницы, но передумал и пошел по коридору к покоям капитана. Братья молчали, пока не заперли на задвижку дверь в комнате Гегеля.

– Тебе тоже это все не нравится? – спросил Манфрид.

– Дрянь как есть, – ответил Гегель.

– Думаешь, он может нас просто выгнать?

– Человек много чего может о себе думать, пока ему кто-то не укажет на ошибку.

– Только иногда. Часто на путь истинный человека возвращает только водительство Девы Марии.

– А поначалу таким достойным парнем показался, – огорчился Гегель.

– Если и вправду достойный, увидит, где у него промашка вышла, и сам все исправит, – провозгласил Манфрид, стягивая сапоги.

– А что будем делать с арабом? Мы правда собираемся тратить хоть одну бутылку на этого гаденыша?

– Я сперва думал, что нет. Только Родриго хотел задницу подпалить. Но последние откровения навели меня на другую мысль.

– Это какую?

– Приметил, как Понцев брат и другие тут не говорят по-нормальному? И как мы с тобой умеем говорит совсем по-нормальному. И даже эта коза, мать наша, ни черта понять не могла?

– Ну да, выходит, разный народ по-разному говорит. Это и называется «вообще-известно». А ты только понял? – ухмыльнулся Гегель и уклонился от брошенного сапога. За долгие годы совместной жизни оба Гроссбарта выработали почти сверхъестественный навык уклоняться от предвиденных и неожиданных нападений.

– Вот не надо мне аббата лохматить! Не думал, что есть высшая цель, чтобы при себе подержать нашего черномазого слугу?

– Если есть пояснительная притча, вываливай, а не лохмать мне епископа, – фыркнул Гегель.

– В общем, мы говорим по-своему, другие – нет, к тому же мы говорим иначе, чем северяне из Германии, или империи, или как там они себя теперь называют. Но как здесь говорят, мы не разговариваем.

– Точно.

– Но священник говорит и по-местному, и по-тамошнему, как Понц или Эллис, и как этот араб.

– Энни… О! – До Гегеля наконец дошло. – Постой-ка, если ты хочешь предложить, чтобы араб нам говорил, чего сказали чужеземцы, лучше взять священника. Он хоть нашей веры.

– Для местной швали он сгодится, спору нет, но мы куда направляемся?

– В Гипет.

– А кто живет в Гипте?

– Мертвецы?

– Чего?!

– Ну… золото. И песок.

– Живет кто, тупица, живет?!

У Гегеля весь лоб пошел морщинами от напряжения, когда он попытался припомнить рассказы дядюшки и прочие слухи.

– Жуткие звери и чудовища?

– Арабы, рубанок ты дубовый, арабы! – завопил Манфрид и швырнул в брата второй сапог, а потом пригнулся, когда тот перехватил снаряд и отправил обратно.

– И снова это вообще-известно, – пожаловался Гегель. – Я думал, ты что-то особенное имел в виду.

– А как, думаешь, говорят арабы?

– Ну, рот раскрыва… Стой, положи, успокойся! Чего ты? – Гегель неотрывно смотрел на острый нож, который появился в руках брата. – Ты о том, как звучит то, что они там говорят: вроде того, как мы сейчас или при других, когда другие ничего не понимают?

– Ну да, – протянул Манфрид.

– Не знаю. А как они говорят?

– И я не знаю.

– Тьфу.

– Но бьюсь об заклад, араб знает!

– Ух ты! Вот голова!

– Ага, я знаю, – самодовольно сообщил Манфрид и принялся передразнивать брата: – «Рот раскрывают и говорят». Невежество, конечно, не грех, но зря, как по мне, зря.

Для Родриго, Мартина и любого другого человека, которому не повезло услышать, как говорили Гроссбарты, голоса братьев звучали совершенно одинаково, но сами они подмечали тонкие различия в речи друг друга и обычно не обращали на них внимания, кроме случаев, когда требовалось передразнить другого. Потом братья затеяли драку на добрую половину часа. Именно такие своеобычные свалки отточили боевые умения Гегеля и Манфрида, ставшие преимуществом в борьбе с людьми менее гроссбартными, чем они. От потасовки их отвлек стук в дверь.

– Войдите! – выкрикнул Манфрид, что вызвало новую ссору, потому что дело происходило в комнате Гегеля.

– Простите, – проговорил отец Мартин, а затем повысил голос, чтобы перекрыть шум драки: – Гроссбарты!

– Чего? – буркнул Гегель сквозь кровь, которая текла из его огромного носа.