А Говард - Новая Королева

Когда я покинула Страну Чудес, чтобы выйти за Джеба, мы с феечкой помирились. Но с тех пор как мы с Морфеем вступили в брак, Паутинка сделалась невероятно колючей и ревнивой. Как будто, пробыв столько лет его наперсницей, она вновь вспомнила о своих неразделенных чувствах к нему.

Кроллик скорбно морщит лоб, глядя на Морфея.

– Белл Кроллик согрел вам ноги… зря?

– Да! – выкрикивает Морфей и задирает ногу, чтобы посмотреть на ярко-красную подошву.

Я хватаю его за руку, напоминая, что надо сохранять спокойствие. Он стискивает мои пальцы в ответ, и бешенство на его лице превращается в досаду.

– Я вовсе не замерз!

Он бросает на Паутинку предостерегающий взгляд.

– И я не могу быть хладнокровным, когда речь идет об Алиссе.

Фея опускает взгляд, и ее темная кожа краснеет, заливаясь румянцем.

– Простите, ваше величество.

Королевский советник кланяется так низко, что чуть не утыкается головой в постель.

Морфей ловит его за рога и подталкивает к ведерку с патокой.

– Так, мистер Путаник. Вот что надо нагреть. Берись за дело.

Кроллик кивает и устремляет взгляд на другую цель. Металлическое ведерко делается оранжевым. Вязкая жидкость булькает и лопается, наполняя комнату вишневым запахом. Покончив с этим заданием, маленький подземец подбирает несколько упавших клочков облака, устраивает на полу подстилку, сворачивается на ней и похрапывает.

– Не понимаю, зачем вы послали за патокой! – возмущенно кричит Паутинке Лорина, так громко, что у меня гудят барабанные перепонки. – Люди всегда используют кипяченую воду. Я видела в их ящиках с картинками.

– Это называется телевиндзор, – поправляет Паутинка и, как бы для того, чтобы извиниться за недавнее ехидство, гонит Лорину к двери. Она вежливо благодарит женщину-птицу за помощь, уверяя, что та принесла нужное ведерко.

– Телевизор, – ворчит Морфей, обращаясь в пространство и потирая покрасневшую ногу. – Кстати, во имя Феннин и всех святых фей, зачем нужна патока?

– Наверное, чтобы окрестить ребенка, – звенящими голосками отвечают феи. – Да, да, мы окрестим его! Погодите… а что это значит?

– Окунуть вниз головой, – произносит какая– то одинокая фея.

Я испуганно вскрикиваю.

– Эй, вы все, тихо! – кричит Морфей и успокаивающе гладит меня по голове. – Не волнуйся, цветочек, никто не собирается окунать нашего принца в кипящий сироп.

Паутинка возвращается и собирает вокруг себя фей, как сержант на учениях.

– Патоку получают из ствола сассафраса, хозяин.

– Я в курсе, малютка.

Ее выпуклые медные глаза светлеют – несомненный знак, что она радуется вниманию Морфея.

– Поскольку это самое веселое и легкомысленное дерево в лесу, – продолжает Паутинка, явно намереваясь отвлекать Морфея как можно дольше, – я послала за неразбавленным сиропом, чтобы укротить ужасные игрушки.

– Отличная работа.

Паутинка сияет, заслышав похвалу.

– А теперь по местам, – говорит Морфей и сгоняет всех с кровати. – Вашей королеве нужен отдых.

Надувшись, Паутинка уводит за собой фей. Они устраиваются возле ведерка с кипящей патокой, а Чешик и Никки вытаскивают коробку. В ней лежит маленькое, похожее на осьминога существо, с гремушками, как у змеи, на каждом щупальце. Оно достаточно ядовитое и жуткое, чтобы позабавить даже самого циничного подземца. А еще, в числе прочих странных штуковин, там есть самоиграющий ксилофон, сделанный из косточек живых рыб, и кольца для прорезывания зубов. Они рычат и щелкают челюстями.

Используя хвост Чешика как веревку, феи окунают в кипящий сироп свирепое кольцо для прорезывания зубов. Оно всплывает на поверхность. Ничего, кроме десен… мягких, резиновых. То же самое они проделывают с осьминогом, который превращается в погремушку – яркую, хрупкую и безобидную.

Увидев, какая судьба их ждет, остальные игрушки шипят и карабкаются друг на друга, пытаясь сбежать из коробки. Они отчаянно желают сохранить свой дикий и опасный вид. Феи с визгом пускаются за ними вдогонку.

Всё это так зловеще, хаотично и забавно, что я хихикаю. И это ошибка, потому что мускулы живота отвечают серией схваток и волной боли. Я вою, когда она пробегает по верхней части тела, а затем по пояснице и бедрам. Нити синего света – такие же, как у Морфея, и в то же время уникальные – движутся внутри моего тела вслед за спазмами. Я сую голову под подушку и хнычу.

Паутинка и прочие феи перестают гоняться за игрушками и просовывают головы в просвет между телом Морфея и водяным пологом, любопытные и встревоженные.

Морфей гладит мой живот и сердито смотрит на них.

– Что вы всё порхаете, безмозглые дурочки? Это не спектакль для вашего развлечения! Убирайтесь, если вам нечего больше делать!

Ужаснувшись этой сердитой вспышке, они вновь пускаются в погоню за игрушками.

– Глупая, бессмысленная суета, – ворчит Морфей. – Впору брать плату за вход. Подумаем об этом в следующий раз.

– В следующий раз? – всхлипываю я, пытаясь дышать во время схваток. – Нет уж, никакого следующего раза. Я и одного не переживу.

– Конечно, переживешь. Ты что, забыла? Мы оба видели это в твоей мозаике, меньше месяца назад. У нас родится дочь, вскоре после того как сыну исполнится пять.

Морфей говорит мягко и рассудительно, без малейшего лукавства и безумия, которые он обычно источает. Какой разительный контраст.

– А теперь перестань волноваться из-за того, что происходит там. Ведь мы с тобой здесь.

Он поднимает крылья, и я перестаю видеть, что делается снаружи. Я лежу на постели, где нет никого, кроме нас, и наш маленький остров плывет на волнах эмоций и нежных хитростей.

– Отличный шанс вернуть себе утраченную гордость. Или, может быть, ты не возражаешь, что я вчера вдребезги обыграл тебя в шахматы?

Боль отступает, и я разжимаю зубы и выговариваю:

– Нет, я выиграла.

Морфей прищуривается.

– Я же поставил шах и мат, любимая.

– Но мы играли на раздевание, помнишь?

Взглядом он скользит по моему телу.

– Да, эту подробность я помню живо.

– Каждый раз, когда ты предпринимал контратаку, я сбрасывала очередной предмет одежды. И каждый раз, когда ты смотрел на меня, тебе становилось всё трудней сосредоточиться. В конце концов ты позабыл про шахматы и думал только о том, что хочешь меня. Таким образом, разве не я в итоге взяла в плен вражеского короля?

Он одобрительно смеется:

– Ах ты притворщица.

Я тоже смеюсь, а потом замолкаю. Каким бы невероятным это ни казалось, на его прекрасном лице блестят слезы. Не драгоценные камни, прозрачные и девственно-чистые, а настоящие дорожки влаги, которые отражают огоньки свечей и напоминают крохотные потоки молний на фоне блестящей кожи. Морфей еще не ощутил их.