Алиса Акай - Немного хаоса [СИ]

— Мне нечего тут делать.

— Разве?

Он забарабанил пальцами по оконному стеклу.

— От меня здесь нет толку как от чародея. Я не хочу быть сопровождающим. Вернусь в Трапезунд. Мне это море вообще никогда не нравилось.

— Или дело в Марке?

— Марк… Марк — самодовольный кретин, — процедил Кир, но спохватился, придал своему лицо прежнее выражение безразличия и холодного презрения. — Плевать на Марка. Он думает, что справится здесь сам? — пусть. Не буду мешать.

— Ты ведь давно его знаешь, да?

— Допустим, — он нахмурился, — и что? Что тебе надо, Таис? Ты пришла кого-то с кем-то мирить? Мне это не надо. И уж точно тебя послал не Марк. Мне не нужны разговоры.

— А мне показалось — нужны, — мягко сказала я, глядя ему в глаза, — мне показалось, тебе очень нужен разговор. Вчера. Не помнишь?

Он напрягся. Как звереныш, ощущающий опасность, но не знающий, откуда она грозит. Шерсть встала дыбом на загривке, оскалились зубы, напряглись лапы…

— Не помню, — бросил он. — Таис, тебе не кажется, что ты пришла сюда совершенно зря? Потому что если вдруг тебе так не кажется, я могу сказать тебе прямо — ты пришла сюда зря. Я не хочу слушать твои дурацкие вопросы, и если ты надеешься, что…

— Я видела тебя тогда, — сказала я просто, — когда мы с Марком… Ну ты понимаешь.

Он обмер. Изо всех сил попытался сохранить свое презрение, но тщетно — не было его, в серых глазах метался лишь затаенный страх. Перепуганный дерзкий мальчишка. Да мальчишка ли?..

Он знал, что я все поняла. Видел. Но надеялся, что не придам значения. Не замечу. Что все обойдет стороной. Это уже типично мужская черта. У него было много мужских черт, у этого тощего чародея, сидящего на подоконнике с растерянным видом, и каждой этой чертой он перечеркивал себе выход. Может, для этого они и были нужны ему — перечеркивать выходы?

— Что? — спросил он тихо. Не было злости, не было презрения. Он съежился — точно боялся, что слова, которые вот-вот сорвутся с моих губ, стеганут его как плетью.

— Почему ты не скажешь ему? — спросила я.

Кир шмыгнул носом.

— Не понимаю. Я…

— Заканчивай, — я поднялась и стала возле него. Кир дернулся, но отступать было некуда — за спиной была лишь прозрачная, но прочная преграда оконного стекла. — Ты мог дурить Марка столько лет, даже Христо. Даже меня — я ведь тоже не сразу сообразила…

— Ты сумасшедшая, — выдавил он. — Что тебе надо?

Не было больше самодовольного дерзкого мальчишки, язвящего и задирающего без всякого повода. Был перепуганный ребенок, пытающийся сжаться в комок чтоб защититься от наступающей угрозы. Мальчишка? Девчонка? Я не видела разницы.

— Почему ты не скажешь Марку, что чувствуешь?

Я положила руку ему на плечо. Кир дернулся, как от укола.

— Ты дура, Кира, — шепнула я. — Однажды Марк тебе это уже говорил. Только ни черта не изменилось. И вот теперь говорю я.

Он заплакал. Не напоказ, навзрыд — просто тихо, почти беззвучно, затрясся у меня на плече. Конечно, ведь мужчины не плачут. Мужчины не могут быть слабыми.

Дура! Дура! Дура!

— Откуда… откуда ты… — пробормотал он сквозь зубы, всхлипывая.

— Ты что, думаешь женщина не может понять по глазам другой женщины, любит она или нет? Впрочем, действительно, откуда?.. Я видела, как ты смотрел на Марка. Я все понимаю.

— Ни черта ты не понимаешь! — огрызнулся он, тщетно пытаясь превратиться в прежнего Кира — всклокоченного задиристого Кира, у которого нет проблем и которому плевать на проблемы других. Но не очень-то у него это получилось. — Таис, пожалуйста…

— Почему ты не сказал ему? Столько лет… Тебе казалось, что так лучше? Ты портил жизнь всем вокруг только из-за этого? Боялся показаться… слабым? Настоящим?

— Ты не знаешь, что это такое — быть настоящим…

— Не знаю. Но это не значит, что я не могу понять тебя. Марк — мужчина, ему недостаточно взгляда. И он бесится потому что не понимает тебя. А ты всегда был слишком упрям чтобы сказать сам. Признаться. Упрям и труслив.

— Да что…

— Вот что значит быть настоящим. Прости, Кир… — я погладила его по непослушным вихрам. — Но ты сам напросился. А мы сейчас в слишком сложном положении чтобы биться еще и из-за этого. Почему ты не сказал ничего Марку — за столько лет?

Кир перестал всхлипывать, просто глубоко и тяжело дышал.

— Он не понимает, — выдавил он наконец из себя. — Никогда не поймет. Как я могу ему сказать?.. Он смотрит и ни черта не видит!

— Или ты просто никогда не пытался.

— Я не могу… — он опять всхлипнул. — Он просто не замечает меня.

— Ты сам сделал все для этого. Он не видит в тебе женщину — и никогда не увидит, если что-то не изменится. Понимаешь?

— Он слепой дурак.

— Он слепой дурак, — согласилась я, — а ты — немая дура. Так что в некотором смысле вы отличная пара. Ты скажешь ему?

Он замотал головой.

— Нет.

— Даже сейчас?

— Особенно сейчас, — Кир беспомощно улыбнулся, пряча покрасневшие глаза. — Он и слушать не станет.

— Если ты скажешь, у него не будет выбора — слушать или нет. Значит, дело в тебе.

— Во мне, наверно. В общем… Не хочу. Сейчас.

— Значит, все по-старому? Скандалы, крики, ссоры? Кир, тебе себя-то мучить не надоело?

И опять он отвел взгляд.

— Я привык.

Привык скрывать чувства и мысли, привык маскироваться, привык делать из своей жизни черт знает что. От некоторых привычек сложно отказаться.

— Ты сам выбираешь это, Кир.

Кир шмыгнул носом.

— Значит, я трус.

Я позволила ему высвободиться, но он не сразу воспользовался этой возможностью. Выглядел он немного лучше, по крайней мере глаза были похожи на глаза того Кира, что я знала прежде. Говорят, порыдать у кого-нибудь на плече — отличный способ снять стресс…

— Не хочешь спуститься поужинать? — спросила я.

— Не-а, — он лег на кровать лицом вниз, зарылся в подушку, — нет аппетита.

— Ну смотри.

Я уже собиралась выйти и закрыть за собой дверь, когда Кир приподнялся:

— Таис…

— Что?

— Марк… Не говори ничего. Хорошо?

Он смотрел на меня и ждал. Выбора у меня не было.

— Не скажу. Если вы оба такие дураки, мучайтесь дальше. Можешь быть спокоен.

Он вздохнул с явным облегчением. И, закрывая дверь, я подумала, что человеку иной раз надо совсем немного.

Марк пришел под вечер. Я доедала десерт, когда он вошел в ресторан. Снял пиджак, молча сел за мой столик и выпил залпом полстакана муската. После этого щеки его немного порозовели, он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

— Ну как? — спросила я осторожно, — все живы?

Он приоткрыл один глаз.

— Простите, Таис, сейчас я немного не в состоянии оценивать ваше чувство юмора.

— Да я и не шутила. Никаких… инцидентов?

— Нет, все тихо. Старик Бутур распорядился поставить круглосуточную охрану и запретил спускаться к сервам. Даже если они захотят, больше вреда им не причинить.