Андрей Франц - Путь на Хризокерас

Статуя, между тем, наклонила голову к стекшему на колени Абу ибн Хасану и громовым голосом рявкнула: "Ты владелец судна?" Голос этот до безобразия походил на голос господина Дрона. Но, поскольку ранее несчастный судовладелец с почтенным депутатом не встречался, то и узнать его никоим образом не мог. "Джинн, — подумал испуганный до судороги судовладелец, — или гуль. Нет, гули железными не бывают. Значит, джинн… О, Аллах спаси и сохрани!" Наречие франков Абу ибн Хасан знал — на рынках без этого никуда — так что, вопрос понял. Сил, правда, хватило лишь на то, чтобы мелко-мелко закивать головой. Мол, да, господин! Я, твой презренный раб, и есть владелец этого презренного судна….

— Знаешь ли ты, что зерно, перевозимое в трюмах твоего корабля, принадлежит королю Англии Ричарду Львиное Сердце?! — взревела вновь статуя.

При упоминании имени короля Англии несчастного судовладельца затрясло еще сильнее — хотя, казалось бы, куда уж больше! Однако он все же нашел в себе силы сделать несколько странных судорожных движений головой, которые при желании можно было бы истолковать как подтверждение, мол, да — знаю. Впрочем, в мозгу у него в это время метались мысли совсем другого свойства. "Ах, иудеи, мерзкие порождения ишака и гиены! Так обмануть! Да я бы на сотню фарсангов не подошел к этому фрахту, когда бы знал, что тут замешан Мелек Рик!!!"

— Тогда слушай повеление Ричарда, Божьей милостию короля Англии! — Статуя вынула откуда-то из своего железного нутра лист беленой багдадской бумаги, такую Абу ни с чем не спутает, и прогромыхала. — Сим повелеваю разгрузить принадлежащее мне зерно не в порту Лимассо, но в порту Аскалона для передачи его в руки маршала Ордена Храма Жоффруа де Корнеля!

Проревев сказанное, статуя оторвалась от листка и сунула его под нос почтенному судовладельцу, мол, сам убедись в написанном. В ответ тот, даже и не думая подниматься с колен, изобразил руками сложную композицию, долженствующую одновременно означать сразу два действия. Во-первых, "что вы — что вы, не нужно никаких бумаг, кто же нынче не верит на слово благородным джиннам!" И, во-вторых, "конечно-конечно, вот прямо сейчас же, сию секунду и скомандую поворачивать…"

Джинн, надо полагать, понял все правильно, ибо засунул бумагу обратно в свое железное нутро, довольно пробурчал: "Ну, то-то, смотри у меня!", — и с легким хлопком исчез. Как будто и не было его. Как будто все это привиделось несчастному Абу ибн Хасану!

Но нет, не привиделось. Мокрые штаны и все еще звенящий в ушах рев железной статуи — тому порука. О, Аллах, милостивый и милосердный, за что караешь верных рабов твоих. Мало того, что страшный Мелек Рик вновь возвращается в земли Полумесяца, так теперь у него на службе еще и железные джинны!!! Нет, верно говорил мулла Омар, умма погрязла в грехах, и наказание от Аллаха не заставит себя ждать…

Ладно, все это потом. Сейчас первым делом поменять штаны. А то, что люди скажут! А теперь… Почтенный судовладелец высунулся в квадратное окошко своей каюты и заорал кормчему, сменившему его час назад.

Эй, Саид, поворачивай! Курс на юго-восток! Мы идем в Аскалон…

Минул бурный, наполненный славными событиями август. Наступил сентябрь. Известия о возвращении Святой Земли и Гроба Господня разлетелись на крыльях почтовых голубей по всем уголками христианского мира. Великая радость и ликование охватили этой осенью каждого доброго христианина. Слезы счастья проливались столь же обильно и повсеместно, как и слезы отчаяния двенадцать лет назад, когда богомерзкий Саладин захватил Святой Город. Били колокола на звонницах, с каждого амвона звучали благодарственные молитвы и литургические песнопения — христианский мир торжествовал и благодарил Господа своего за дарованную ему неслыханную милость.

В один и тот же теплый сентябрьский день отслужены были две торжественные мессы в главных храмах христианского мира. Одна в Латеранской базилике в Риме, другая в константинопольской Святой Софии. Что людям понимающим сказало о многом.

Необычайная пышность и величественность сих литургических мероприятий вполне соответствовала торжественности момента. А все тем же понимающим намекнула также и о значительных подготовительных усилиях. Что в сочетании с весьма кратким промежутком времени от момента взятия Иерусалима и до проведения обоих благодарственных молебнов говорило о многом. Как минимум, о наличии у римского и константинопольского предстоятелей предварительной информации о грядущем событии.

Впрочем, ни его Святейшество папа Иннокентий III, ни его божественное Всесвятейшество вселенский патриарх Иоанн Х в своих благодарственных проповедях и не пытались скрыть причастность обоих престолов к возвращению святынь. И, не говоря ничего прямо, пересыпали свои обращения к пастве многочисленными намеками на единство христианского мира, равно как и на необходимость дальнейшего объединения усилий по возвращению в лоно истинной церкви также и тех территорий Святой Земли, что томятся пока еще под пятой нечестивцев.

Амори де Лузиньян вынужден был покинуть Акру и торжественно вступить во вновь обретенную столицу своего королевства. Как ни противна была вновь начавшаяся война его планам по мирному вживанию в сарацинское общество, он понимал, что устраниться от нее ему уже никто не позволит. Слишком очевидно было, что первое же его слово о том, что неплохо бы "вернуть Иерусалим и замириться" — станет для него последним. Ни один добрый христианин не поддержит его. И, значит, придется вписываться в эту войну, превращая нужду в добродетель и делая вид, что все так и задумывалось.

Орден Храма и его юный маршал были осыпаны королевскими почестями и милостями. Орденская территория была теперь расширена далеко за пределы одной лишь мечети аль-Акса. Фактически, вся восточная часть города была превращена в орденский квартал. Тамплиерам отошел Храм Соломона со всеми примыкающими к нему немалыми территориями. Церковь Святой Анны и все городские земли, вплоть до северной стены также стали теперь владениями Ордена Храма. Излишне говорить, что и сама церковь Гроба Господня была передана под опеку храмовников. Так что, теперь стражу в орденских одеждах можно было увидеть и на Золотых, и на Иосафатских, и на Цветочных воротах Иерусалима.