Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

— Это игра, в которой надо пить, — объяснил Джей. — Называется «Опрокинь стаканчик». Перед тем, как щелкать по стаканчику, полагается выпить то, что там налито, а трезвым играть нечестно.

— Ой!

Мы прошли в громадную кухню с высоким изогнутым потолком, как бы парившим над терракотовой плиткой и кухонной техникой из нержавеющей стали. Кухонный островок — целый остров — из массива гранита был весь уставлен яркими разноцветными пластиковыми стаканчиками, пакетами сока, бутылками с газировкой, банками с пивом — и бутылками со спиртным. У меня все сжалось внутри. Неужели родители Джина разрешают несовершеннолетним вот так вот открыто употреблять алкоголь?

Перед большим окном с видом на озеро стоял в компании гостей Джин. Он отделился от группы и подошел к нам.

— Что вам налить? — Он ткнул большим пальцем в сторону островка с бутылками.

— Мне ничего, спасибо, — ответила я. Джей колебался — я это почувствовала и стала его мысленно уговаривать: будь сильным, тебе это не нужно. Он встретился со мной глазами, вздохнул и произнес:

— Нет, сейчас ничего, друг.

— Вы уверены? — Джин рассматривал нас с явным недоверием. — Моей сестре только что исполнился двадцать один год, так что мы все скинулись и сказали ей скупить все, что есть в магазине, а сдачу оставить себе.

— А где родители? — спросила я, озираясь вокруг себя.

— На Багамах.

— На Багамах? — Я не могла скрыть своего потрясения.

— Да. А номер, по которому звонила твоя мама, — он моей сестры. Сестра гениально изображает родительский голос. Никак не поверю, что вы не хотите выпить. Лучше налейте себе чего-нибудь, пока все не закончилось.

Тут раздался звонок в дверь, и Джин стрелой помчался через холл, уже полный гостей, скользя по полу ногами в носках.

— Патти думает, что его родители здесь, — ошеломленно пробормотала я. Джей запустил пальцы в свою густую коротко стриженную шевелюру.

— Да? И ты поэтому хочешь уехать? Я правильно тебя понял? — Он говорил с плохо скрываемой неприязнью.

Я не ответила. Мне не хотелось уезжать, но в то же время я чувствовала себя виноватой, что остаюсь. Тогда я предложила компромиссное решение:

— Давай отведем себе здесь один час. Годится?

— Договорились. Один час. — Руки Джея все еще были на голове. Потом он опустил их, потер ладони. Его желтую ауру насквозь прошила нервная серая полоса.

— Я мог бы, — сказал он с надеждой, — выпить одну рюмку. Всего одну. У тебя теперь есть права, и ты можешь отвезти нас обратно.

— Ты — душа этой вечеринки, — ответила я, шутливо тыкая его пальцем в грудь. — Другим надо выпить, чтобы стать такими, каков ты трезвый.

Он ущипнул себя за редкие волоски на подбородке.

— Не знаю, как ты, Уитт, а я, кажется, ни в чем не могу тебе отказать, как бы сильно мне ни хотелось. Вот ведь досада!

Я улыбнулась, так как видела по его бледно-желтой ауре, что он ни чуточки не сердится.

Позади Джея возникли прямые как стрелы светлые волосы Кейлы и ее шикарные очки в проволочной оправе. Кейла занималась танцами, и у нее была фигура типа «песочные часы».

— Засекла твою пассию, — шепнула я.

— Миииилая, — тоже шепотом ответил он.

— Подойди к ней, а я пока полюбуюсь окрестностями.

Я ободряюще сжала рукой его мощный бицепс и направилась к задней двери. Позади меня Джей, очевидно, поздоровался с Кейлой, потому что все ее подружки радостно закричали в ответ.

На галерее было пусто. Я подошла к деревянным перилам и положила на них ладони. Уже совсем стемнело. Сверчки и лягушки, казалось, состязались, кто кого перекричит, и повсюду мерцали огни светлячков. Слабо освещенная каменистая тропинка вела к причалу и лодочному сараю; в той стороне слышались голоса и двигались тени — значит, туда тоже забрались какие-то участники вечеринки. В лунном свете искрилась вода озера; воздух после дневного зноя оставался теплым и липким, но все равно было хорошо.

За моей спиной распахнулась и снова закрылась дверь, на миг выпустив какофонию музыки и голосов.

— А, вот ты где!

Я обернулась на голос.

— Привет, Скотт!

А заодно и вы, бабочки в животе. На самом деле я все время думала о нем с того самого момента, как он меня пригласил.

Скотт подошел ко мне и встал рядом. В руках у него был красный пластиковый стакан, от которого шел кислый хлебный запах.

— Пиво, — сказал он. — Хочешь глотнуть?

— Нет, спасибо. — Мне было неловко. Он откинул голову назад и в несколько глотков осушил стакан, потом отвернулся и рыгнул. Чудненько.

— Прошу прощения, — он поставил пустой стакан на перила. — Так вот. Что ты тут делаешь в одиночестве?

— Просто вбираю все это в себя. Тут такая красота!

— Ага, — отозвался Скотт. — А твоя прическа тоже ничего.

— Спасибо. — Волосы у меня на макушке были заколоты, а остальные свободно свешивались за спину.

Я поглядела на звездное небо, завороженная величием мироздания.

— Помнишь, что нам рассказывал в этом году мистер Банкер на уроках науки о земле, когда мы проходили астрономию?

— Ох, нет, — гоготнул Скотт.

— Ладно, тогда смотри. Вон там, — я показала, — Большой ковш. Этот четырехугольник — черпак, а этот ряд — ручка. Видишь?

Я стала водить пальцем, прочерчивая форму. Скотт придвинулся ближе:

— Где? А, вот они! Вижу! Круто.

Мы оба замолчали, и тут до меня дошло, что обстановка у нас самая что ни на есть романтическая. Только мне почему-то было беспокойно, и я не могла взглянуть в сторону Скотта.

— Пошли в дом, — предложил он. — Ты видела подвал?

Я отрицательно покачала головой.

— Это что-то невероятное. Давай я тебе чего-нибудь налью, и мы вместе туда сходим.

— Скотт…

Зачем он вынуждает меня это повторять? Честное слово, было бы легче выпить, чтобы только от меня отвязались.

— А если чего-нибудь безалкогольного? Газировки? Сока?

Мне и правда хотелось пить.

— Конечно, спасибо. Все годится.

Мы направились внутрь, при этом Скотт взял меня за руку. Ощущение было непривычное, но приятное. Народу еще прибавилось, и ауры у многих успели потускнеть или вовсе пропасть из-за выпитого спиртного. Но белые облачка оставались прежними — на них алкоголь не действовал. И они, хотя и просвечивали насквозь, усиливали ощущение тесноты.

В помещении, несмотря на высокие потолки, было жарко и душно. Мы шли, все еще держась за руки. По дороге нам попалось несколько знакомых школьных спортсменов. Они окликали Скотта — «Привет, Скотт!» и «Скотти!», — стукались с ним кулаками, глядели на меня, понимающе кивали и показывали большой палец или «дай пять». Я делала вид, что ничего не замечаю.

К ступенькам, ведущим в подвал, я подходила со смешанным чувством смущения, нервозности и, стыдно признаться, радостного волнения. Интересно, подумалось мне, не станет ли эта вечеринка нашим «свиданием»? Не здесь ли случится мой первый поцелуй? От этих мыслей у меня задрожали колени, и я крепче сжала руку Скотта.