Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

— На самом деле не знаю. — Он быстро взглянул на меня, но тут же перевел глаза обратно на дорогу. — Наверное, хотел сначала разобраться сам. Не ожидал, что он приедет так рано. Обычно на неделе его нет дома, но видимо, ему позвонила Марисса. Ты застала меня врасплох, и я на какое-то время перестал слушать, — вообще это на меня не похоже.

Хотя вокруг него не было цветной ауры, я вполне ему верила. Но мне не нравилось, что в этом невозможно убедиться, и я все-таки спросила:

— Почему мне не видны твои эмоции?

Каидан издал короткий смешок, как будто ответ был очевиден:

— Потому что я не хочу, чтобы ты их видела.

Он умеет скрывать свои цвета?

— А меня ты мог бы научить их прятать?

— Думаю, да. Хотя на это потребуется какое-то время.

Провести больше времени с Каиданом — что ж, неплохо. Но тут мне пришло в голову, что именно этого хотел его отец.

— А что будет, если я не стану — ну, делать те вещи, про которые говорил твой отец? Потому что я не собираюсь его слушаться.

— Что, правда? — Каидан, казалось, развеселился. — А почему?

— Потому что наркотики — ты видел, что они со мной делают. А я не знаю меры. Просто не могу остановиться. Так что не хочу их даже пробовать, тем более не собираюсь подсовывать окружающим. А что касается… ну, ты знаешь…

— Что знаю?

В груди у меня сделалось горячо, и жар растекся по всему телу; лицо запылало.

— Ты стесняешься выговорить слово? Давай я скажу за тебя — секс. Секс-секс-секс.

— Пожалуйста, просто ответь на вопрос. Что будет, если я не послушаюсь?

— Нас обоих могут наказать. Если ты отказываешься от моего «наставничества», тебе надо залечь на дно — не появляться больше в моем доме и не делать ничего, что могло бы привлечь внимание отца. В нашем мире демоны мало интересуются делами испов, и скорее всего, через несколько дней отец забудет о тебе и перестанет тебя замечать. Но если он обнаружит, что ты все еще девственница, то пеняй на себя. Я скажу ему, что пытался, а ты отказалась. И знай: если он тогда станет тебя преследовать, а ты по-прежнему будешь демонстрировать неповиновение…

Я кивнула, отчаянно прося его продолжать:

— То что?

— Ну, как ты думаешь, что? То тебе не жить.

У меня упало сердце. Патти знала, что есть такая опасность, когда брала с меня обещание держаться подальше от Каидана. Разве можно было поступать так безрассудно? Я сама отправилась прямиком в логово демона! А что если Фарзуф узнает, где я живу, наведается туда и обнаружит, что я все еще трезвенница и девственница?

— И все-таки я не понимаю, почему то, что я девственница, — такая проблема, и почему именно ты должен…

— Ты предпочла бы кого-то другого? — Он говорил серьезно, но в его интонации чувствовались нотки веселья, и это меня раздражало.

— Нет. То есть, вопрос не в этом. Если мы что-то делаем вдвоем, как это связано с дурным влиянием на людей?

— Это часть подготовки, которая сделает тебя всесторонне сведущей в грешных делах, чтобы ты смогла совратить больше людей. По-моему, тебе нет смысла оставаться девственницей, — риск слишком велик. Я понимаю, что ты боишься стать наркоманкой, но какие у тебя причины отказываться от секса?

Господи, ну и поворот в беседе! Я чуть отодвинулась от Каидана, закинула ногу на ногу, потом снова села ровно и, наконец, созналась:

— Хочу подождать, пока не выйду замуж.

Он расхохотался. Громко. Я смерила его строгим взглядом.

— Извини. Просто сама мысль, что испы могут хранить чистоту, вступать в брак и вести нормальную человеческую жизнь, — она… — Каидан посмотрел на меня и оборвал смех. — Это невозможно.

Такое не могло, не должно было происходить. За какой-то час моя жизнь перевернулась, на все мое будущее легла тень, и оно пошло вкривь и вкось.

— Даже люди сейчас по большей части не ждут до свадьбы. — Каидан глянул на меня сквозь непослушную каштановую прядь, упавшую ему на глаза. — Пока беспокоиться не о чем. Может быть, все-таки расскажешь мне свою великую тайну?

Я нервно прикусила щеку. С Каиданом не вполне безопасно, и я это знаю. Почему же тогда не боюсь? Его отец — ужасающее и отвратительное создание, но сын — совершенно другое дело. Мне хочется ему довериться. И хочется, чтобы он доверился мне.

— Моя мать была ангелом, — выпалила я. — Ангелом-хранителем.

И взмолилась, чтобы мне не пришлось сожалеть об этих словах всю оставшуюся жизнь.

Каидан перевел взгляд с дороги на мое лицо.

— Но ангелам света не позволяется завладевать человеческими телами.

— Думаю, она нарушила запрет.

Он провел рукой по волосам, которые тут же опять свесились на лоб.

— Неслыханно. Об этом совершенно точно больше никому нельзя рассказывать. Поразительно, — Каидан вдруг захихикал.

— Что здесь смешного? — спросила я.

— Ты сама. Ходячее противоречие, рожки и нимб. Не могу поверить!

На это я с каменным лицом произнесла «ха-ха». Знакомство с папашей Каидана отбило у меня чувство юмора.

— А вообще таких, как мы, много? — задала я следующий вопрос. — Исполинов?

— Не очень. Сотня с чем-то. В свое время были тысячи, но об этом как-нибудь в другой раз.

Я замолчала, погрузившись в мысли о детях, которые, как и я, обнаруживали в себе необычные способности.

На въезде в Картерсвилл Каидан замедлил ход, я стала подсказывать, куда ехать, и разговор прервался. Вскоре мы проехали весь мой квартал и припарковались возле нужного подъезда. Но я не могла выйти из машины, не задав еще одного вопроса:

— Что значит быть исполином? Насколько мы похожи на наших отцов?

Каидан опустил на несколько дюймов свое сиденье и сцепил руки на затылке.

— Мы чувствуем тягу в направлении их греховной природы. Нас считают их собственностью, их подручными. Исполины трудятся ради торжества дела демонов, вовлекая в грех окружающих.

Он говорил сухо, как будто у него не было собственного мнения об этой жестокой действительности и он не испытывал по ее поводу никаких чувств.

— Ужасно.

Каидан продолжал, будто не слыша:

— У каждого демона своя специализация. Мой отец — повелитель похоти. Твой, Белиал — повелитель злоупотребления наркотическими веществами.

Эти слова больно меня ужалили. Даже при том, что я чувствовала природу своего греха, слышать о ней было больно. А он — сын Похоти? Значит, еще на несколько делений выше по шкале опасности.

— Не могу поверить. Это так неправильно.

Каидан снова пропустил мои слова мимо ушей, а его глаза снова устремились в никуда, как прежде, дома. Потом он спросил:

— Которая квартира твоя?

Я показала наши окна.

— Ты что, не слышишь? Или вообще никогда не слушаешь? Там женщина плачет.

— Патти! — вскрикнула я, отстегнула ремень, выскочила из машины и, не попрощавшись, помчалась к подъезду.