Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

— Поведайте нам вашу вчерашнюю историю, саин Поллак, — обратилась Аннет к унгрийцу. Не иначе об одолжении её попросила Лисэль. Охота началась и ему дают фору? Хорошие затравщики так и поступают. Раззадориться и поймать кураж.

— Какую?

— А вы успели влипнуть еще в несколько? — дразнит Лисэль.

Внизу остаются те, кто либо ничего не хочет, либо ничего не может, либо ничего не в состоянии предложить. Подняться вверх (всплыть!) требуется усилия и удача. Потому не важно, выкарабкаешься ли сам или притянут за шиворот. Камер-юнгфер один из необременительных способов закрепиться при Серебряном Дворе. Заиметь в качестве стартового капитала славу «рыцаря панти» Колина нисколько не смущало. Он без колебаний принял негласные условия навязанной ему игры. Быть непредсказуемым.

— Всего одну, — признался Колин и поведал о происшествии на Утином Сходе и погоне за вором, обокравшим священника.

Получилось бы много занятней, не пробуй он одновременно рассказывать и угадывать причины присутствия именно этих людей и отсутствия канцлера и альбиноса. В отношении Кэйталин легко угадывался предпринятый грандой демарш.

«Нужен кто-то, на кого она сможет положиться, кому довериться, — почти сочувствовал Колин, но тут же отметил. — „Удачно девицу к ней пристроили. И одну ли её?“

— Фрей Арлем была бы просто счастлива, отблагодарить тебя, — произнесла Лисэль, несколько разочаровано. Поллак не блеснул талантом занимательного рассказчиком.

— Она уже это сделала…, — оповестил Колин, наблюдая за грандой. Строгость хозяйки дворца удручала и забавляла.

„Предложит на посошок двинуть чайку? Или выдворит сразу, опростав свою чашку?“ Тоже ведь своеобразный демарш.

— … правда, за другое…

Эпатировать публику, посвящая в подробности предложения залезть фрей под подол, рискованно. Неизвестно, как воспримут. Разве что камер-юнгфер сочтет наглость привлекательной.

„Жаль, нет в запасе басни, за которую осчастливят рыцарскими регалиями,“ — готов завидовать Колин, но не завидует, потому как нечему завидовать. Щедрость Серебряного Двора не признание значимости или исключительности поступка, зачарованность отсутствием боязни и сомнений действовать. В этом все причины благосклонности к Кэйталин, контесс из Шлюсса.»

Оживилась Лисэль. Очнулась Аннет. Лоу отставил чашку. От Колина ждали подробности.

«Им то, что Арлем сделала?» — и промолчал.

— Досадно, упустил вора, — отвлекся от окна Гаус.

— Почему упустил? Как бы я тогда вернул деньги священнику?

— То есть ты его поймал?

— Вор не особенно хороший беглец… вернее беглянка.

— Беглянка?

Взгляд гранды пристальней остальных, в желании услышать более сказанного им.

— Я тоже очень удивился.

— Вздернутый носик и алые губки спасли преступницу от визита к бейлифу, — предположил Лоу дальнейшее развитее взаимоотношений ловчего и жертвы.

Тут следовало бы многозначительно и загадочно улыбаться. Колин воздержался. Улыбка может и вызывает симпатии, но только не его.

— Воровка пригрозила пожаловаться гранде, — выдал унгриец свой вариант событий. — Я подумал это какая-то новомодная игра.

Он посмотрел в сторону Кэйталин. Не на нее, а именно в сторону, где она сидела. Сатеник неосознанно повернула голову за его взглядом, проследить.

— Вас обвели вокруг пальца! — безапелляционен приговор безмерно довольного Лоу. Мушка спасена, настой допит, унгриец — глуп! — Следовало дождаться драбов и препоручить воровку им.

— Об этом я тоже думал. Но мог ли рисковать упоминанием имени эсм Сатеник в столь неблаговидной истории? Как придворный, я должен отстаивать интересы сюзерена, а уж потом ПРАВОСУДИЯ.

Напрасные старания, верноподданнические потуги не оценили и заметили ли вообще?

«С Кэйталин мне не тягаться,» — чуточку самоиронии взбодриться не повредит. — «Лицом не вышел.»

— По-вашему кому-то дозволено встать выше закона? — вытаращился Гаус.

«Ему бы не чая хватануть,» — посочувствовал Колин. Но ответ ожидаемо правилен.

— Я лишь обозначил его двурушничество. К примеру, никого не порют на площади не осудив за преступление. Однако отцы применяют розгу, не прибегая к услугам судейских.

— Сомневаюсь, что у меня есть близкие знакомые проводящие время за столь необычным развлечением, — вмешалась Сатеник. Усилия Колина возымели действие. С ним говорили.

— Тогда я найду её, — твердо пообещал унгриец. — И приведу к вам.

— Зачем? — не ожидала Сатеник подобного рвения от новика.

— Решить, как поступить с обманщицей. Ведь в следующий раз воровка может попасться кому-либо другому.

— Отыскать самозванку, надо хорошенько знать Карлайр, — последовал щедрый совет Лоу. Сегодня он превзошел самого себя. В щедрости.

— Уже начал.

— С монастыря алексианок? Или с Пряжки?

Ах, милая змея Лисэль! Мастерица колкостей и подначек. Просто мэтр изворотливости в достижении собственных целей.

— Не только. Кое-что еще. Пока гнался.

— Что можно узнать, догоняя вора? — не поверил Гаус. Как можно верить сопляку, обживавшему столицу третий день.

— Не многое, но все-таки… В Сахарной Голове кормят жареной курицей. У цирюльника на вывески нет костей, но он практикует хирургию. Альгамбра скорее бордель, чем постоялый двор, а девица что досталась монашку-камиллионцу переодетый мальчик. В Кожаном Ветре посетителей на порядок больше, чем в Шляпе и Коте, у галантерейщика в Белом Бархате хорошенькая жена…, — Колин перечислял достопримечательности улицы Каплунов, с таким видом, будто шагал по ней. Причем легкий наклон головы влево или вправо, означал уличную сторону.

— Ты должен быть благодарен воришке, — осталась довольна Лисэль.

«Тебя не стыдно отмыть и вывести в общество,» — позволила камер-юнгфер заглянуть в свои мысли унгрийцу.

— Конечно, — согласился Колин сразу со всем. — Иначе нечего прибавит к алексианкам и Пряжке.

Сатеник больше нравился чай, чем рассказ. Ввиду того, что не нравился сам рассказчик. Однако гранда сочла возможным выделить ему одну из своих дежурных улыбок. Вы милы. Она вовсе не отказалась от мысли убрать худородного провинциала из дворца. Но после сегодняшней встречи, отказ от принятия под корону должен выглядеть несколько иначе.

«Пусть ищет. Не найдет и ему несдобровать!» — Сатеник более, чем уверена в скором и полном фиаско унгрийца. Вера гранды питалась не проходящим желанием от него отделаться, а условия изгнания обозначились сами собой. — «Обещанию полно свидетелей. Не стоило бросаться пустыми словами.»

«Её портрет украшает стену в моей клетухе,» — ломал голову Колин над рисунком. — «И я не знаю почему.»

Наивный расчет унгрийца на скоротечность внезапно свалившегося счастья присутствовать на трапезе не оправдался. Он, скрипя зубами, признал, застрял надолго, впустую растрачивать драгоценное время. Даже дохленькая перспектива вхождения в круг близких друзей камер-юнгфер не выглядела соблазнительней возможности сбежать в город. Когда же начались слушания морализованных историй, впору было сказываться хворым.