Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

— Вам найдется, что сообщить, саин Поллак? — после многозначительных переглядок с членами совета спросил Гаус.

— Единственно возможное. Справедливость должна восторжествовать, — выдал унгриец.

Получилось совсем в духе камер-юнгфер. По отношению к кому? Покойному Гараю. Или прежде всего по отношению к нему.

Понимающая улыбка Лисэль.

«Далеко пойдешь!»

Пойдет… В качестве трофейной шкуры на пол в спальню, греть босые ножки? У свояченицы короля тому нет возражений.

— И для этого прирезали семерых? — строга Сатеник. Строга и не более. Строга потому что этого требовали обстоятельства. Строгость самое обыденное из арсенала коронных владетелей.

«Даже здесь её не хватило,» — не очень расстроился унгриец. Именно сейчас скандал ему — ну не как!

— Девятерых, — поправил Колин с самым смиренным видом.

В ответ гранда проявила признаки неминуемой немилости. Потяжелел взгляд. Дыхание стало глубже. Но признаки не сама немилость. Легкий флер куцых помыслов и придушенных желаний. Когда хочется и холодного и горячего, и сладкого и горького одновременно. Но удовлетворишься пресным и тепленьким.

«Когда еще дозреет,» — отметил Колин недостаточность волевых качеств у хозяйки Серебряного Двора.

— Любопытно посмотреть. Как тебе удалось? — ожил скучавший до зевоты альбинос.

Не обманывает. Любопытно. Легендарный «удар мастера» мерещится адептам клинка всюду.

Гаус нахмурил брови, но оставил недовольство при себе. Не его черед говорить.

— Чем же вы руководствуетесь в своих поисках? — не позволила Сатеник отвечать Колину на вопрос со стороны. Здесь её главенство. Её! И распространяется на всех и все. В том числе на право спрашивать и получать исчерпывающие ответы.

— Методом исключения, — подал реплику Латгард вмешаться. Опалы он не страшился. Само его нахождение при Серебряном Дворе в некотором роде опала. Старый Лис всем своим видом, показал ученице, что не одобряет ни её шатания в отношениях с Поллаком, ни устоявшуюся неприязнь к Гусмару. Унгриец ему нужен. Среди подрастающего поколения слишком много сорной травы. А новик, тот еще репей! А со вторым дешевле не связываться. За ним не фамилия, Крак!

— Настроены прирезать всех столичных баротеро? — вылезает наружу прежде не замеченные за камер-медхин сардонические наклонности.

— Баротеро одиночки. Над Гараем потрудилась шайка, — поправил Колина. — Их и разыскиваю.

— Если память мне не изменяет, вы так же ищите воровку, пользующуюся нероли.

— И её тоже.

Главное, что хотеть сказать. А потом уж как. Паузы, долготы, ударения, акценты, не забыты жесты и поворот головы кому предназначен ответ. И это не обязательно спрашивающий.

«Ты её отыскал?» — первой отреагировала камер-юнгфер. Удивилась. Неужто нашел?

«А вы сомневались?» — прочитала Лисэль спокойствие унгрийца и отстала. На время.

— Я думаю, саин Поллак пользуется своей безнаказанностью, — обвинила Арлем. Не обошлась и без нравоучений. — Воздастся нам по делам нашим…

«Лучше молчи!» — призвала Лисэль, но куда там!

— Вы о канальщиках или псарях? — готов Колин к придиркам проснувшейся фрей.

— О вас. Как не покажется странным, лично о вас.

— Мне начинать тревожиться?

— Запоздалое прозрение, не находите? — переполнена сочувствием Арлем. Сестра милосердия из нее не лучше, чем воинствующая проповедница.

— Тогда помолитесь, чтобы виновный раскаялся по доброй воле, — выказал Колин показное смирение.

Его слова истолковали в нужном ключе. Убийц Гарая он искать продолжит, не оглядываясь на закон и чинимые препоны. Задавшись целью, не отступит. Чем не рекомендация? Тем, кто понимает в подобных рекомендациях. А таковые на Совете почти все.

— И для этого вы шатаетесь по злачным местам столицы? — оставляет Гё за собой право сомневаться в подлинности мотивации унгрийца. У нее полное и безоговорочное отсутствие какого-либо доверия к нему. Ну, не верит и все! Хоть лоб расшиби, хоть троеперстие накладывай перед иконами, призывая святых на помощь. Не верит!

— А разве их выследишь, находясь под крышей дворца?

— Вы хотите что-то сказать, эсм Аранко? — обратился Гаус к ерзающей баронессе.

Янамари честно попыталась справиться с треволнениями.

— Он… Он хороший. Вот, — дребезжащим колокольчиком прозвучал голосок девочки.

— Браво, детка. Браво! — поддержала Лисэль заступницу. Камер-юнгфер не определилась, но этого недолго ждать, соперница ей баронесса или возможность продавить свои интересы. И не только по отношению к унгрийцу.

Детская непосредственность скомкала обсуждение. На Совете разом заговорили. Даже те, кто молчал. Сатеник не вмешивалась, слушала. И терзалась. Недолжно оставлять без последствий проступки, кажущиеся неосмысленными и непонятными. А мстительности Поллака она не понимала. Кто ему Дрэго аф Гарай? И почему он подвязался искать убийц баронета Кунди, умножая смерти? Ради утоления необузданной провинциальной распущенности? Она справлялась, Унгрия славна вольностью нравов и варварскими обычаями. Край перманентной войны всех со всеми, где пфальцу воздают королевские почести, а традиции превалируют над законом. Страна, где причисляющих себя к благородному сословию много больше числа нищих по дорогам и возделывающих скудную ниву. Здесь, не дотянувшись до ночного горшка, мочатся в окно или в камин или в угол комнаты и, вдыхая вонь, не морщатся, а в знак особой расположенности к гостю кладут к нему в постель хозяйку дома. Травля бездомных собаками — приятное легкое развлечение, а охота на зверя — обременительная обязанность. Непорочные девицы отправляются в монастыри, откуда спустя годы выходят с репутацией прелюбодеек и это никого не смущает. Мужья берут в жены простолюдинок, обновить кровь рода и гордятся прижитыми в коровниках и хлевах ублюдками. В городах полно сифилитичных, а ведь зараза не что иное, как последствия блуда с кобылами зараженными сапом! В деревнях ведьмы в большей чести, чем лекари. Унгрийские женщины настолько дики и своенравны, что принимают участие в сражениях на равных с мужчинами, а после пируют с ними за одним столом, разделяя кубок и славу победителей. Вокруг рубежей Унгрии рыщут толпы жадных дикарей, но наидичайшие из них обитают не во вне, а внутри проложенных границ. Не потому ли Поллак лишает жизней и сдирает с убитых кожу, а юная баронесса во всеуслышание объявляет его своим любовником и таскает за собой, что они плоть от плоти дети своей ужасной отчизны? Родятся ли у свирепой волчицы ягнята? Принесет ли кровожадная гиена безобидных мопсов? Ответ единственно правильный — нет. Так чего тянуть и ждать, не воздав Колину аф Поллаку… особенно ему! должного?! За неподчинение, за эполет с чужим гербом, за наглость объявиться в Карлайре, за еще большую наглость оставаться при Серебряном Дворе. ЕЁ Дворе!