Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

«Если чего-то очень и очень хочешь, загадай на Рождество,» — в приступах недовольства на бесконечных уроках рычал на нее канцлер. — «В остальных случаях, выдохни и считай до десяти? Не помогло? Считай заново. До ста.»

Считать до ста гранде не пришлось. Шестьдесят девять и баста!

— Я полагаю, следует назначить награду за поимку убийцы или достоверные сведения о нем, — взялась итожить Сатеник, пресекая отвлеченные разговоры. — Касательно саина Поллака, мы не признаем за ним право действовать из собственных побуждений, какими бы благими они не были и чем бы ни обуславливались. Многие при дворе нашли бы лестным участвовать в столь праведном деянии, но способ саина Поллака, неприемлем, ни для меня, ни для кого другого. Эсм Аранко, мы будем вам весьма признательны, если вы запретите своему пʼрову розыски виновных в гибели Дрэго аф Гарая, поскольку так или иначе дерзкие выходки свяжут с Серебряным Двором, что может послужить поводом для недоразумений и трений, которые легче предупредить, чем исправлять их последствия. И жертвами этих последствий может оказаться каждый из нас.

— Я прислушаюсь к эсм Аранко, — выручил Колин растерявшуюся девочку.

Из всего нагромождения слов понятно, Янамари назначили отвечать. За него. Предельно ясно. Но, не гарантирует, что все произойдет или будет происходить согласно чьей-то воле.

«Противостояние обозначили. Кто займется компромиссами?» — где-где, а в совете добровольцев Колину не отыскать. А придется. С той самой минуты, как угольный рисунок появился на стене его комнаты, ему придется дружить с грандой. Еще раз по буквам. С Г.Р. А. Н. Д. О. Й. Вот тебе и ой!

Найти точку взаимных интересов трудно. Тут одного желания мало. Предпочтительней наличие общей выгоды. А где выгода, там худой мир лучше доброй войны. Насколько может быть лучше не рубить голову, а перепиливать шею.

— Несомненно, наше обращение к бейлифу придаст делу необходимое ускорение, — подхватил Гаус за грандой, делая многочисленные пометки. Исчеркал бумаги предостаточно. От верха до низа листа.

— А я бы позволил унгрийцу продолжить, — не разделил общего благодушия Гусмар. — У Акли другим голова занята, болеть за вашего Гарая.

Скажи он это раньше, выглядело бы по-другому, обычное мнение, а сейчас… сейчас он ставил под сомнение решение не Совета, но самой гранды. Под общее неодобрительное, но будь оно не ладно, молчание! В кое-то время Сатеник, самостоятельно, без подсказки наставника, признала отсутствие у нее какой-либо поддержки. Не людей сочувствия и слова, но людей дела.

«Крови и стали!» — любил говаривать Моффет о послушных сражаться и умирать.

Самой удивительно, сколь легко далось её признание. Возымела ли действие нудная бубнежка Старого Лиса, судить не по одежке и уму, а по потенциалу полезности. Накопилось ли опыта переосмыслить полученные от старика знания, снизошло ли озарение в тяжкую минуту безысходности, или же Гусмар ненароком расшевелил муравейник её злого отчаяния, но ей просто-напросто необходимы приверженцев. Собственные, а не подаренные, приставленные или одолженные. И на роль одного такого, напрашивался (не сам, а следуя логике поступков) Поллак. Человек, которого она почти ненавидела. Не терпела уж точно. И если искать объяснения включению его в миньоны [59] Миньоны — фавориты при дворе знатного человека. , а искать их все-таки придется, то на первый случай вполне сгодятся и такие, унгриец обойдется дешевле остальных и справится значительно лучше. Хотя бы потому…

— …Потому как родственники худшие из сволочей, которых наживешь, или заведешь, — учил канцлер. — Они вечно чем-то недовольны, они вечно чего-то от тебя хотят и требуют. Ты им вечно чем-то и что-то обязан и должен. Титулы, землю, деньги, должности, привилегии. Они считают себя вправе советовать, обижаются, когда им отказывают и первыми забывают все, то хорошее, что видели от тебя.

О друзьях и близком приятельстве Лис отзывался едва ли мягче. Старого эгле Сатеник толком не знала, но не поленилась справиться о значении богато рассыпаемых эпитетов: мачесаг, оурат и хэнзир. Перевод никак не отнесешь к похвале.

Поллак не родственник, не друг и они не состоят в приятельстве. Он ей никто! Что многое упрощает и одновременно усложняет их будущие взаимоотношения.

— Уместно сразу оговорить сумму. Отдельно за сведения об убийцах и награду за их поимку, — разложил по полочкам Брайт. Вроде бы не занятый ничем, он нити происходящего вокруг не упускал.

— Пятьдесят и пятьдесят, — щедр Лоу, подозрительно молчавший весь совет.

Гаус выжидал занести решение. Маршалка сумма не смутила, смутила Латгарда.

«Вы рехнулись? Такие деньги за дохлого провинциала?» — выдало обеспокоенность канцлера его покрасневшее лицо.

— Достаточно сорока за все, — слегка урезал требование амольсунартий.

— И двадцать на поминальные молитвы, — запросила Арлем. В этот момент её не любили ни Латгард, ни Брайт.

Чтобы сказали члены Высокого Совета, умей хоть кто из них подглядеть в мысли унгрийца?

«Пожаловал бы двести, да не поймут. Не меньше девятисот, на покойнике выручил.»

Но чего не дано, того не дано и слава богу. Совет оказался в счастливом неведенье о доходности с мертвеца.

С затратами согласились, прописали и закрыли прения о розыске повинных в гибели Дрэго аф Гарая, награде за их поимку и ограничении самоуправства унгрийца.

— Второй и наиболее значимый вопрос, требующий взвешенного отношения…, — фраза затянута до бесконечности, — … вопрос о погашении долга инфанта Даана.

Сатеник ничего бы не обсуждала. Ничего касающееся «инфанта Даана». Опустить из словосочетания любую составляющую, не означает изменить ситуацию. И порознь и врозь «инфант» и «Даан» выводили её из себя. И слова и человек, стоявший за ними.

«Даан — наследник, а она только дочь короля. Незыблемость некоторых вещей отбивает всякую охоту любить. Ему королевский венец, ей Гусмар или Анхальт или все сразу,» — раздумывал Колин над неестественной бледностью гранды. — «Ни замуж, ни штатгальтером ей не хочется. И выбирать между двух зол, она не намерена.»

— Хочу услышать ваше мнение?

— Саин Даан просил содействия в отсрочке, — недовольно напомнил Гусмар. Ей напомнил! Остальные альбиносу постольку поскольку. — И не настаивал на оплате. Я не слышал и НИКТО не слышал и намека на оплату.

«Правильно, укажи где её место. Может быстрее созреет указать, где твое,» — одобрил Колин колкую прямоту ставленника солеров.

Одобрение Гусмару ни к чему. Как и добрые советы. Он их достаточно слышал в отчем доме. К примеру такой.

— Желательно объездить кобылу, до того как нарядиться в красное платье венчания, — поучал родитель, понимая сложность и неустойчивость ситуации с браком. — Обрюхатишь до срока, вовсе отлично. Причуд убавится. И у короля и у нее.