Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

Взгляд Маскарада на войну был широк. Маскарад мог воевать не только в чистом поле, конем и копьем, но чем угодно и где угодно. Кроме того, планы Империи имели дальний прицел. Бару знала это лучше, чем кто-либо из мятежников, – она не сомневалась, что враг способен воспользоваться малейшим недочетом противника и переиграть его в любую секунду.

После совета она подошла к Тайн Ху. Бару дважды набирала в грудь воздух, чтобы заговорить, и в конце концов произнесла:

– Я собираюсь приказать «шакалам» обложить данью деревни Наяуру. Провизия, одежда, стрелы, козы. Только самое необходимое.

– Они так и поступят – что по твоему приказу, что без него.

– Но тогда я смогу хотя бы сделать вид, что держу их под контролем, – ответила Бару.

Она сверилась со своими личными картами, спрятанными в роговой футляр и тщательно охраняемыми. Княжество Наяуру на них было сплошь ярко-синим. Крестьяне Строительницы Плотин, привыкшие к золотым ссудам, любили ее.

Но «шакалам» требовалось мясо.

Ударные силы Наяуру достигли приграничных крепостей Игуаке и взяли их в осаду. Отчаявшиеся гарнизоны Игуаке не продержались бы против отборных осадных инженеров Строительницы Плотин и месяца. Это обеспечило бы Наяуру власть над приграничными землями и открыло бы перед ней Поясную дорогу, путь к Загону – к столице Коровьей Царицы. Она смогла бы предложить Пактимонту безопасный проход на север, дабы ударить по Эребогу, и ее окончательная победа была бы реальна.

Вглядываясь в донесения и карты, Бару хмурилась над осколками пьяных воспоминаний. Обрывки внутреннего монолога, отражение горизонта в темных глазах, уверенный смех – словно янтарные отблески заката на поверхности водохранилищ… Откуда это взялось, почему вспомнилось? Впрочем, какая разница…

Но прежде, чем форты пали, во владения Наяуру явилась «Армия шакала».

Разведка Лизаксу обнаружила заманчивую цель: крупный охраняемый караван, увязший в весенней грязи близ переправы через реку. Лучники Отсфира сожгли мост и начали охоту. Сперва они перестреляли лошадей и вьючной скот, а после принялись за людей.

Лучники Отсфира были обучены брать числом, а не меткостью, и охранники каравана вполне могли бы подождать, пока у них не кончатся стрелы. Но им не хватило духу засесть за фургонами и надеяться на авось. По одному, а затем и стайками, они бросили караван и разбежались по лесу. «Шакалы» свидетельствовали, что некоторые перед тем, как скрыться, шарили в собственных фургонах.

Однако там обнаружились мешки и сундуки с монетами: жалованье для осадных инженеров и рекрутов на передовой.

Новости заставили Бару затрепетать от восторга.

– Мы победили! – объявила она. – Воины Наяуру знают, что она не может оборонить их земли и семьи. Если не будет и жалованья, они взбунтуются.

Тайн Ху сидела рядом с Бару в тесном штабном шатре и помогала Честной Руке читать зашифрованные сообщения на иолинском. Княгиня приняла вести о караване куда более скептически.

– Но осенью ты твердила, что Наяуру связана финансами. Однако она уже раз удивила нас – и может удивить снова.

– Верно. Но ее воины оплошали. Мы спугнули их. Теперь она вступит в переговоры.

Бару не ошиблась. Княгиня Наяуру отправила верховых к Игуаке, чтобы сговориться о встрече и упросить отозвать «шакалов» со своих земель.

А Игуаке отправила гонцов в Эребог, Лизаксу, Отсфир, Вультъяг и Унузекоме. Она предлагала прислать во Внутренние Земли посольства и обращалась за советом к Честной Руке. Молила восставших встретиться с великими силами колеблющихся.

Пактимонт же хранил гробовое молчание.

Мятежникам предстояло сесть за стол переговоров с повелителями Внутренних Земель. Заколдованный круг «Сомнения предателя» трещал но швам.

По пути обратно на восток, в княжество Игуаке, следуя на совет, Бару обнаружила странную вещь. Она делала заметки и поймала себя на том, что писала о нем так, будто он уже состоялся, сделался достоянием истории будущего, творимой руками восставших.

«Совет во Внутренних Землях будут помнить как первый великий перелом, триумф зимней стратегии „Армии шакала“. В этот судьбоносный момент Ордвинн вырвался из порочного круга „Сомнения предателя“, и восстание стало реальностью».

Глупо. Наивно. Но очень тяжело остановиться! Наверное, так видел будущее Унузекоме – словно саму историю, героическую сагу, близящуюся к кульминации.

Встреча была назначена близ Хараерода, во владениях Игуаке, под сенью горы Кидзуне. И они собрались.

Унузекоме с Отсфиром пришли вместе, двигаясь от Инирейна на запад через Зирохскую равнину и по пути обмениваясь шпильками по поводу женщин, денег и вопросов чести. Отсфир взял для охраны десять рот отборных следопытов и лучников. Унузекоме привел из гаваней и прибрежных поселков ныряльщиц-иликари. Эти женщины, вооруженные талантом отличать истинное от ложного, были готовы распознать и остановить любую измену. На хараеродской дороге к ним присоединился Пиньягата – он ехал в полном одиночестве, уверенный, что при военной мощи его княжества он гораздо ценнее в качестве союзника, нежели пленника или трупа. С его появлением пикировки прекратились: старый солдат оказался весьма разговорчивым и легко побеждал в споре любого противника.

Хараеродские купцы и пивовары приветствовали новых клиентов – долговязых лучников в табардах с эмблемой Отсфира – мельничным жерновом, и прозорливых матерей, которые знали толк в листе каменщицы.

За ними прибыли Эребог и Лизаксу, Глиняная Бабка и князь-философ. Если они и не забыли годы холодного соперничества на суровом севере, им хватило мудрости и здравого смысла, чтобы не поминать старое. С высоты перевала через Кидзуне они увидели приближение Строительницы Плотин Наяуру: величественную реку латной кавалерии, струившуюся с запада. Во главе ехала Наяуру – в белом платье, прямая и гордая. По левую руку от нее – Отр Тузлучник, могучий, широкоплечий, смуглолицый, вооруженный молотом. По правую руку – Сахауле, Конская Погибель с копьем, покрытым коркой запекшейся крови.

– Вкусы у нее вполне определенные, – заметил Лизаксу, наблюдая за колонной в подзорную трубу. – Предпочитает потомков определенного народа.

– Ты, мальчик, тоже носишь ту майянское имя, – со скрипучим смешком сказала Эребог. – И твоя кровь сгодится для ее великой мечты. А Му скажешь, что это – ради государственных интересов. Она простит.

– Инкрасты, если можно так выразиться, принадлежат к каете людоводов, – произнес Лизаксу, опуская подзорную трубу. – Они бы заявили, что древней крови Запада во мне – лишь пара капель, – и были бы правы. Конечно, она разбавилась, побледнела после стольких браков с северянами! Но это несущественно. Мы шепчемся о Наяуру, а сплетни уводят нас в сторону от главного.