Павел Кошовец - Просо судьбы

Они все подняли головы — мимо на взмыленной лошади проскакал гонец в сине-белой тунике и развевающимся на вымпеле волком с оскаленной пастью. Гонец буквально слетел с животного, окровавленные от шпор бока которого тяжело вздымались и подрагивали, и едва не упал, но был поддержан подоспевшими солдатами, которые тут же едва не понесли его в сторону расположившегося у стены ближайшего дома барона. Судя по бурым пятнам и отсутствию некоторых частей доспеха, в том числе шлема, прискакавший был либо ранен, либо только-только вышел из боя.

— Человек РоСвейши, — сухо проронил Мириул.

Ройчи понятливо кивнул и вернулся к своему прерванному занятию.

— Шани, слей, пожалуйста.

— А что с Худуком? — с искренней тревогой уточнил Мириул, выглядывая мелкого «тёмного». — С ним всё в порядке?

— Что с ним случится? — буркнул подошедший Ностромо, с неудовольствием рассматривая помятый шлем, который тоже отыскал, шлёпнул у колеса мешок с чем-то приятно звякнувшим — гном в своём репертуаре, он, естественно, не мог упустить возможность поживиться: драка дракой, а золото — весомый аргумент для поднятия настроения (и исцеления различных ран). — Чего это ты так переживаешь за него? — поднял подозрительный взгляд на Мириула. — Он что-то в долг выклянчил? — тот смутился и отрицательно качнул головой. — Ну, смотри. А то наш товарищ любит включить своё обаяние на всю катушку, а некоторые простофили ведутся. А потом преследуют разные разобиженные кредиторы, в надежде сбить с нас, таких красивых и пушистых, требуемое. А также проценты за просрочку.

Ройчи, глядя на вытянувшееся лицо агробарца, засмеялся и принялся вытираться, а к Шани, замершей с мехом воды, подошёл гном, обнажённый торс которого с густой рыжеватой порослью на груди и спине действительно был будто цельный рельефный эпизод скалы.

К ним торопливо приблизился баронский солдат.

— Его милость, барон РоТарий, желает переговорить со старшим наёмников.

Друзья недоумённо переглянулись — свой долг перед этими людьми они считали выполненным. Ройчи, не торопясь выполнить это пожелание — приказание (он всё-таки оценил вежливость благородного), стал не спеша облачаться и цеплять оружие.

Ратник, не видя особого желания как-то реагировать на его слова — что возьмёшь с этих сумасшедших наёмников, таких вроде внешне безобидных, а на деле показавших, что шутить с ними или задирать их — смерти подобно, немного потоптался на месте и проговорил с просительными интонациями:

— Его милость ранен, и с ним сейчас дружинный лекарь — целитель, к сожалению, сейчас не с нами. Но он говорил, что разговор конфиденциальный, и вроде как важен для вас.

— Я с тобой, — громко заявил Ностромо, тоже спешно приводя себя в порядок.

— Я буду рядом, — просто сказал эльф, уже чистый и с заплетёнными в косу волосами.

— Подождите, — засуетился солдат, видя, что не выходит у него максимально точно выполнить пожелание господина. — Его милость сделал ударение, что разговор не для лишних ушей, — видя, что наёмникам в принципе на это начхать, привёл последний аргумент. — Разве вы нам не доверяете? После всего этого? — указал на место схватки, лицо его приобрело такое выражение, что Ройчи понял: для этих людей совместный бой, особенно, против «тёмных», значит очень много. Как в некоторых культурах преломление хлеба становится гарантией безопасности собеседника, так и тут, наверняка имеет место быть нечто похожее, и ожидать предательства сродни оскорблению. В глазах ратника мелькнуло недоумение, переросшее в холодок, который он и выплеснул в следующих словах: — Если вы так опасаетесь за свои жизни, можете идти вместе к барону. Я скажу его милости о вашем недоверии, и он, уверен, отведёт своих людей дальше, чтобы не мешать разговору…

— Стоп-стоп, — Ройчи примирительно поднял руку. — Боец, ты не так всё понял. Просто у нас друг от друга секретов нет. Впрочем, как и главного нет, — тут он, конечно же, немного лукавил, потому что в принципе его слово, как разумного, собственно и собравшего всех их, было чуточку весомей, нежели у остальных. Но что главное — в людских землях, кому быть старшим, как не человеку? — Веди меня.

Солдат молча развернулся и пошёл, видимо, решив не загружать голову лишней информацией и ненужными эмоциями: наёмники — есть наёмники, помогли — хорошо, нет — это их дело. Хорошие бойцы? Ну, так что? Как говорится: на одного с мечом легко могут отыскаться свои трое с вилами. Особенно, если в спину. Поэтому есть простая истина: не стоит задирать нос, чтобы не прозевать волчьей ямы.

— Почему я не вижу сержанта? — нарушил молчание Ройчи.

— Погиб, — скупо ответил боец.

— Жаль, — искренне бросил наёмник.

Агробарец пожал плечами — он вообще стал чересчур задумчивым. А может это просто такое философски фаталистическое отношение к жизни и смерти, которое всегда имеет место быть в опасных и тяжёлых местах проживания, на фронтире, например. Мириул говорил, что барон и его люди с севера королевства, а там, судя по всему, суровые места: хватает и «тёмных», и бандитов, и непролазные леса, где легко нарваться на всякую нечисть, и предгорья, в которых просто спрятаться не совсем хорошему разумному или неразумному.

Барон выглядел неважно: бледный, с заострившимися чертами лица и застывшим, будто оцепеневшим то ли от боли, то ли от невесёлых дум, взглядом. Суетился лекарь — судя по сумке, по внешнему виду, как и позвавший наёмника гонец, только что вышедший из боя. В пяти локтях справа расположилась парочка уцелевших телохранителей — личных гвардейцев, оруженосцев в тяжёлых доспехах. Барон, услышав шаги, попытался принять более соответствующее встрече положение, болезненно скривился, сел ровнее.

— Ройчи, — представился наёмник.

— Барон Селий РоТарий.

Дворянин скользнул оценивающим взглядом по собеседнику. Простая, без особых изысков, но добротная одежда и защита. Такое же оружие — настоящее, боевое. По внешнему виду — обыкновенный солдат удачи без особых ценностей и твёрдых принципов за душой. Возможно, какой-то надцатый дворянский отпрыск, выпавший из родительского гнезда в поисках приключений и удачи. Держит себя чересчур просто и легко. На деле же вон как били уруков эти разумные с, в принципе, не притязательными, если б не расовая принадлежность, внешностями. Сумасшедший гоблин, сразу не понравившийся барону — дома, на севере, попадись тот на глаза, сразу бы отправился прямиком в костёр всего лишь из-за принадлежности к «тёмным» — творил чудеса, с каким-то неистовством и полным равнодушием к смерти резал глотки своим естественным союзникам по цвету. Да и остальные… То, что он видел, впечатляло его, закованное в броню, сердце.