Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

Вервр потрогал языком клыки. Совсем как у людей, и ничуть не острые. А вот желание покусать и отравить — оно острее ножа. Ана счастлива в обществе тех, кто ей ближе по возрасту и развитию. Вервр несчастлив от самого наличия такого общества. Это даже не ревность, он прошлый раз ошибся. Это чистая боль. Он, оказывается, вспомнил, что значит иметь друга — и он заранее мёрзнет от предстоящего одиночества. В свои восемнадцать Ана узнает то, что не позволит ей впредь называть прозревшего вервра — папой. И беззаботно ему улыбаться. И…

— Звезды собою представляют смесь газов, названия которых тебе ничего не дадут, поскольку в этом мире они не открыты или же забыты. Смесь газов, давление и непрерывная реакция, причём двунаправленная, крайне эффективная, — очередной раз невесть зачем сказал вервр и ещё более разозлился на себя и Эмина. — Такова примитивная физическая суть. Энергетическая куда важнее и сложнее, но я не готов упростить теорию туннелей и переходов. Глубже по пластам знания тоже не пойдём, зачем всё это миру, живущему не наукой, а духом? Ваш путь иной, так сказал Тосэн.

— Эффективная… длинное слово. И — вот пишу: так сказал Тосэн, да вовеки славится имя его, — скрипя пером, очередной раз бессовестно польстил Эмин, твёрдо знающий, что самых опытных вервров нетрудно ловить, насадив на крюк вежливости приманку памяти о друге.

Некоторое время над морем висела благодатная тишина, полная дыханием ветра и шелестом лёгких волн, смехом чаек и скрипом просмолённой древесины. Вервр дремал, ощущая приближение берега, который к вечеру станет заметен с верхушки мачты. Люди вынуждены использовать глаза. Люди не могут по вибрации и эху волн уловить глубину, рельеф дна, теплоту и силу течений. Люди жалкие… он был прав, незачем таким коптить небо. Вот только без них Ане будет скучно. И Тосэна никто не вспомнит. Не впишет имя в книгу своим безупречным почерком и не украсит завитушками цветного узора, выделяя в тексте.

Вервр дремал, постепенно погружаясь в подлинные глубины сна. Там и для зрячего раба королевы — багряного беса Рэкста — оставалась всевластна тьма забвения, лишающая и сновидений, и даже кошмаров. Там и теперь мрак плотно облегает тело и душу, отделяя свободного вервра от его прошлого — забытого, растворённого в бесконечном потоке времени.

Сегодня сон чуть отличается от прежних. Сперва он был лишь покоем, но затем возникли двоение и движение. Вервр ощущал себя плоским камнем на поверхности — и одновременно слепым червяком, отчаянно протискивающимся в недрах тверди мироздания. Червь жаждал найти выход, он всё ещё верил, что мир не может быть весь — таким вот, набитым до отказа мраком и теснотою… Камень указывал выход. Камень был нагрет теплом солнца, родного солнца мира, который невесть как давно вервр называл своим, исконным. О котором теперь не помнил внятно ничего, совершенно ничего…

Червь не нуждался в дыхании — и задыхался. Не мог быть раздавлен в тесноте — и страдал от её бремени. Не ведал предела своей силы — и устал безмерно. Он извивался, тянулся к поверхности… и всё слабее верил, что она вообще существует. Поверхность, граница тверди и пустоты, неподвластной бескрылым. Чуждой, пугающей и манящей пустоты…

Последнее отчаянное усилие, рывок — и плоский камень шевельнулся, отвалился в сторону. Существо дрогнуло, пронизанное болью, наполненное жутью первого мига вне тверди, в мире, где тело лишено всесторонней опоры и растекается, расплывается по поверхности, и безжалостно опаляется светом, и отбрасывает тень, и вздрагивает, омытое ветром.

— Ах-шш-ррр, — невнятно выдохнул вервр, подавился и закашлялся, закрывая руками голову, прячась от безмерности пустоты. Вне тверди он стал голый, ничтожный, впечатанный в плоскость и отравленный жаждой и страхом полета. — Ашшш… а-шш ше-эд! Шэд…

— Попей водички, — зашептала в ухо Ана. — Прости, это всё я, ну прости. Я же как лучше. Сама додумалась. И ветер… это ветер из рассказа Бары о голосе пустынной бури. Ну, который одни слышат, а другие нет. Я задала вопрос, стала слушать, и вот… прости. Я спросила, как вернуть тебе глаза. А пришло другое, что надо так и так, я вот… ну прости, пап…

— За что простить? — выпив воду и жестом требуя ещё, прохрипел вервр.

Ана бережно обняла его запястье и повела в одну сторону, в другую, укладывая на руки Бары и Эмина.

— Тот, кто хранит знания и уважает тебя — Эмин. Тот, кто хранит людей и почитает тебя — Бара. И еще я, твой ближний человек, семья. Когда мы вокруг, можно заново спрясть нить памяти, если попросить вместе. Так я услышала. И ещё: без памяти нельзя открыть глаза. Пап, что такое шэд? Оно тебе важно?

— Шэд, — губы сложились в улыбку. — Шэд — та часть меня, которая безвозвратно утрачена. Он порвал общность. Он был… был ранен, как и я, нашим разрывом. Шэд, великая анаконда мира Шэд, славный охотник на драконов, пьющий их страх — парн ы м, еще горячим. Крылатые твари только нас и боялись, да… — вервр облизнулся. — Славная охота. Мы не убивали. Где ещё найти таких врагов? Теперь помню. Мы, мы обвили дракона Эна и задушили его, мы укусили его и не использовали смертельный яд. Мы усыпили его потому, что не желали, чтобы он оказался в неравном бою один против всех. Мы не желали, чтобы он был вынужден дать клятву, сберегая тот мир… Мы последний раз приняли общее решение. А затем Шэд ушёл. Он увидел ложь и не принял. А я… ослеп и принял.

— Пап, ты о чем?

— Это было слишком давно. Меня неправильно звать Шэд. Но я вспомнил его часть нашего имени. Значит, вспомню и свою часть. Тогда смогу просить прощения. Когда попрошу, смогу надеяться, что он отзовётся. Мой Шэд…

— Пап, а когда он услышит, — испуганным, ломким голосом выдохнула Ана, — ты уйдёшь? Ты однажды сказал, что мы расстанемся. Я всё помню. Он так важен, что ты бросишь меня?

— Важен. Но я не брошу тебя, — вервр сел и спрятал лицо в ладонях. — Ты уйдёшь, у тебя появится причина. Она и теперь есть, но пока мой враг держит её… в ножнах.

— Пап, мне вроде как одиннадцать, — в голосе расцвела радость, — ещё лет через семь я буду совсем большая, мы дружно отметелим твоего врага! Бара тоже будет большой. Ну а этот, — было слышно, как Ана мстительно пихает локоть под ребра наследника рода Ан, с которым враждует постоянно, пусть и неискренне, — этот напишет книгу о нашей победе. Всяко от него не приключится другой пользы. Если бы не он, мы бы дошли до моря сразу, в то же лето. Не посещая дурацких гробниц и не поклоняясь дурацким камням замшелой мудрости.

— И как тебя палуба держит, — скорбно укорил Эмин, растирая бок.

— От него будет польза. Большая, — пообещал вервр. Поднял палец, призывая к тишине.

— Земля, — едва слышно донеслось до слепого запоздалое открытие зрячих…